В половине июня погода испортилась.
Как-то утром Красавчик проснулся совершенно окоченевшим от холода. В пещере было темно, холодно и сыро. Мишка накинул на плечи арестантскую куртку, закутался в нее, но и куртка, казалось, пропиталась мозглой сыростью, не согревала. Мишка корчился, жался под курткой, тер неприятно застывшие руки, а ледяная дрожь пробегала по спине… Он не выдержал наконец и встал.
Митьки в пещере не оказалось. Это озадачило Мишку. Он выглянул сквозь кусты, мутный туман окутывал озеро и лес. Сквозь его массу проглядывали, точно призраки, верхушки деревьев, бледные, расплывчатые. Небо было мутно-серым, тяжелым и, казалось, нависало между деревьями. Из туманной мглы падали мелкие липкие паутинки дождя.
«Куда ушел Митька?» — задумался Красавчик, нерешительно поглядывая в холодную сырую пустоту. Он хотел было выйти в из пещеры, но не решился: слишком холодно и неприглядно было в лесу. Мишка вернулся, и уселся на корточках в углу пещеры, кутаясь в куртку и дыханием стараясь согреть руки. Долго сидеть не пришлось. Послышался треск кустов у входа. Какая-то темная масса вкатилась в пещеру. Послышался голос Митьки.
— Красавчик!
— И…я, — щелкнул зубами Мишка, высовывая голову из-под куртки.
Митька притащил громадную вязанку хвороста.
— Ну и погода, — заговорил он, сбрасывая хворост на пол. — Осень чистая… Холодно страсть… А ты чего в угол забился?
— Г…греюсь… — У красавчика зуб на зуб не попадал.
— Ну там-то не согреешься… Вот сейчас костер разведем. А ты очень прозяб?
— Очень.
— На вот, возьми пока и мою куртку. Только мокрая она.
Митька накинул свою куртку на голову приятеля.
— А ты как же? — услышал он глухой вопрос.
— А мне и так жарко. Я согрелся, собирая хворост.
Митька великодушно соврал: оставшись в легкой коломянковой рубашке, он задрожал от холода.
Отсыревший хворост плохо разгорался и отчаянно дымил. Митька долго раздувал огонь, пока яркое пламя не выкинулось столбиком над кучкой топлива.
— Ну вот, — красный от натуги, заявил Митька, — огонек на славу.
Мишка присел к костру. Закутанный в две куртки он походил на клубок тряпья, из которого выглядывало посиневшее лицо с дрожащими губами.
Дым от костра наполнял пещеру, рваными клочьями вырывался сквозь кусты у входа и терялся в тумане. Защипало в горле и глазах, но стало теплее.
Митька хлопотал у костра, готовя завтрак. В золе пекся картофель. Маленький жестяной чайник шипел на угольях — друзья обзавелись кое-каким хозяйством на заработанные Мишкой деньги.
— Не пойдешь сегодня к барину? — спросил Митька, передавая приятелю кружку с горячим чаем.
— Как не пойду? Нужно идти, — заволновался Мишка. — Ведь он ждать будет.
— Дождь…
— Дождь ничего… Не размокну. Вот обогреюсь, и хорошо будет…
Но как-то плохо подвигалось согревание. Красавчик жадно глотал горячий чай. Он обжигал внутренности, но снаружи плыла по коже мелкая, неприятна дрожь. Голова казалась странно тяжелой и болела немного… Слегка покалывало левый бок.
Лицо хотя и отошло, но тепло не вызывало на нем румянца. Глаза как-то потускнели и вообще, Мишка выглядел понурившимся… Митька обратил на это внимание.
— Что с тобой? — тревожно вглядываясь в лицо друга, спросил он.
— Ничего… Холодно, — вяло ответил Мишка.
— Ну согреешься, ничего…
И он подбросил в огонь охапку хвороста. В костре зашипело, повалил, густой дым, и пламя заглохло на минуту; потом пробилось, вскинулось на ветки, полизало их и столбом поднялось кверху, почти достигая потолка пещеры.
— Жарко…
Митька, разгоревшийся, вспотевший, отодвинулся от костра.
— Что в бане! — улыбаясь добавил он.
Красавчик не находил этого. В пещере хотя и было жарко от костра, но по спине его ползли мурашки, и было холодно, точно за воротом рубашки лежал кусок льда. Мишка чувствовал себя очень скверно. Ему не хотелось даже шевелиться, и он точно застыл, скорчившись у костра.
Как ни плохо было Красавчику, а все-таки он отправился к Борскому. По дороге он разошелся немного. Сперва голова будто бы сильнее разболелась и закружилась, но потом это прошло. Мишка даже побежал наперегонки с другом и как будто бы согрелся. Когда подходили к поселку, ему стало даже жарко. На щеках проступил румянец, глаза заблестели каким-то странным блеском… Сухие ладони и ступни ног горели… Голова же стала как будто тяжелее.
Борский, здороваясь с Мишкой, задержал его руку в своей и пытливо заглянул ему в глаза.
— Что это? Жар у тебя?
Пощупал лоб и спросил участливо:
— Ты не болен? У тебя ничего не болит?
После бега у Мишки сильно кололо в левом боку, так что трудно было дышать, голова болела, и тяжелые горячие веки закрывались сами собой. Однако он покачал головой:
— Мне холодно было, и мы бежали… Я и согрелся.
Ответ удовлетворил художника.
Теперь Мишка позировал лежа.
Он расположился на ковре в нужной позе. Поза была удобная, и Красавчик мог лежать, не меняя положения часа два. Сегодня это было на руку: он чувствовал, что не мог бы сидеть — отяжелели почему-то вдруг все члены и голова кружилась.
Он лежал с полчаса. Было нестерпимо жарко и это удивило Мишку. И что страннее всего, несмотря на жар, по телу пробегала легкая дрожь, совсем не холодная: точно обдавали кожу мелкими каплями теплой воды. Болел бок и было трудно дышать… Губы запеклись… Голова кружилась…
Потом начали твориться совсем странные вещи… Какой-то теплый туман окутал мозг, и все поплыло, закружилось перед глазами… Мелькнуло лицо художника, картины… Потом стены заколебались, раздвинулись… Откуда-то вынырнул Митька, но какой-то необыкновенный, смешной… Мишка потянулся к нему, но он скорчил гримасу и пропал… Вспыхнули вдруг яркие цветные огни… От них стало нестерпимо жарко… Что это? Господи! Да ведь это тюрьма горит… Так и пылает! Вот и Крыса в ней… Силится выскочить из огня, ругается и зовет на помощь… Да спасите же ее, а то сгорит… сгорит… Сыщики прибежали… Чего им нужно? Что? Нет, он не убежал из тюрьмы… Он просто «краденый», а сам никогда не крал… Зачем же в тюрьму… Красавчик силится отбиться от сыщиков и вдруг видит, что это собаки напали на него… Помогите, а то они разорвут! Собаки… А вот кто-то стоит и смеется, злобно смеется… Ах да, ведь чухна-рыбак… Славно его выкупал Митька в озере… Ха-ха-ха! Но Митька где же?.. Вот поезд надвигается, гремит и шипит… Огонь пышет из трубы… Страшно глядят яркие глаза-огни, красные, точно кровью налились… Митька показался… Смеется и прыгает под поезд… Красавчик крикнул от ужаса… Все пропало и стало темно и пусто… Никого нет… Страшно…
В этот день Митька напрасно поджидал друга. Наступил вечер. Серый дождливый день потускнел, туман спустился над озером. Стало холодно, неуютно.
Митька раздул огонь и принялся готовит ужин, поджидая приятеля. Он прислушивался к каждому звуку извне, надеясь услышать знакомые поспешные шаги. Но время тянулось, а Красавчика не было. Митька начинал беспокоиться.
Сперва он не особенно тревожился. Красавчик запаздывал иногда, когда художник увлекался работой. Митьке угнетали только одиночество и унылый, словно осенний, вечер. Он досадовал на друга, и еще больше на художника.
