На прилегающем участке, превращенном в строительную площадку, копошились четверо давно не стриженных работяг в выгоревших добела или застиранных досера обносках. Когда они матерились, а такое происходило всякий раз, как только кто-нибудь из них открывал рот, это звучало столь же естественно, как жужжание пчел или щебетание птиц.
Один мужик из длинноволосой четверки казался каким-то заторможенным. То ронял инструмент, то спотыкался на ровном месте. Вот и теперь, волоча через двор мятые ведра с раствором, он вдруг запнулся и замер как вкопанный, повернув голову в направлении мужчины в шезлонге. Было такое впечатление, что он силился что-то вспомнить, но никак не мог, и это мучило его.
– Ванька! – гаркнули на него. – Шевелись, давай! Че ты как чумной сегодня? Похмелиться, небось, мечтаешь? Я те похмелюсь, сучий потрох!
Ведра испуганно вздрогнули и двинулись дальше. Машинально проследив за их перемещением по двору, мужчина наткнулся взглядом на горе-боксера в зеленом спортивном костюме. Тот отсвечивал издалека ненавидящим взглядом. Надутый и мрачный, он бесцельно шлялся по стройплощадке, изображая из себя то ли надсмотрщика, то ли часового.
Ближе к полудню на сцену выбрался новый персонаж. Если боксер, нарвавшийся на пару утренних зуботычин, выглядел достаточно бодрым и энергичным, то его сотоварищ смахивал на только что очнувшегося зомби. Следы вчерашних возлияний отчетливо проступали на его плохо выбритой голове. То, что проглядывало сквозь короткую густую щетину, назвать лицом язык не поворачивался. Участки, не поросшие колючками, воспринимались как необязательные придатки круглой башки, прилепленной к крепко сбитому телу баскетболиста.
Наверное, башке хотелось, чтобы ее поскорее отскребли от излишней растительности. Но сначала – опохмелили. Поэтому увенчанное ею долговязое тело выбралось на свет божий с двумя пивными банками. Одной из них немедленно завладел боксер, а со второй баскетболист предусмотрительно отступил подальше. Синхронно дернув за жестяные колечки, оба парня запрокинули свои банки над пересохшими глотками и на полминуты застыли в позе подбоченившихся пионеров-горнистов.
На беззвучный зов хмельной побудки из дома вывалился хозяин черного ротвейлера и всех человеческих особей, собравшихся во дворе. Лет ему было никак не больше двадцати семи, но его солидный хозяйский статус подтвердился всеобщим оживлением. Рабочие изобразили трудовой подъем, излишне громко матерясь и суетливо двигаясь во всех направлениях. Парни незаметно избавились от пустых емкостей и принялись хрипло покрикивать на рабочих. Из неведомого укрытия выбрался черный ротвейлер, украдкой зыркнул на мужчину в шезлонге, сделав вид, что знать его не знает, и присоединил свой басистый голос к общему хору.
Объект почтительного внимания дворовой челяди немного постоял на крыльце, с чувством почесывая все, что у него могло зудеть после многочасового сна. Подданные помаленьку стягивались к нему поближе. Пожалуй, пес, помахивающий обрубком хвоста, выглядел самым независимым существом в этой компании. Боксер и баскетболист, во всяком случае, выражали свое почтение более наглядно. Оба так и увивались вокруг, готовые ловить на лету команды и подачки.
Хозяин одарил собравшихся благосклонным взором, сладко потянулся и вместо приветствия издал неприличный звук – такое своеобразное «здр-р-р-ссс»... Ротвейлер неодобрительно покосился на него и попятился. Люди остались на местах, готовые внимать и речам, и просто звукам.
Мужчина в джинсах, незаметно наблюдавший за этой сценой, поморщился, хотя ноздри его улавливали только запахи зелени и разогретой земли. Он уже твердо знал, что сосед, городивший из двух чужих домов что-то грандиозное, ему активно не нравится. Маленький властелин нескольких дешевых крепостных душ, возомнивший себя величественной фигурой.
Эту фигуру с пузцом и покатыми плечами увенчивала голова с лицом, выглядевшим как чей-то незавершенный портрет: пшеничная челка на лбу, дальше все смазано, и только ниже проступают сочные красные губы. Плохо пропеченный блин смотрелся бы рядом не хуже. Возможно, когда лицо выглядывало из дорогих костюмов с подставными наплечниками, оно становилось более значительным.
Закурив, мужчина в джинсах продолжал следить, как непринужденно пердящий герой нового времени важно плывет по своим двенадцати соткам, сопровождаемый свитой из зеленого боксера, щетинистого баскетболиста и примкнувшего к ним пса. Отбросив редковатую челку с глаз, он остановился посреди участка и принялся водить руками, что-то поясняя охранникам, дружно кивавшим, как китайские болванчики. Вернее, болваны – с такими здоровяками уменьшительные суффиксы как-то не вязались.
Наверняка посреди владений планировался обязательный плавательный бассейн. На теннисный корт общая площадь размахнуться не позволяла, да и социальный статус соседа. Вот нагребет бабок побольше, выкупит еще несколько участков, тогда другое дело.
Словно прочитав чужие мысли, блондин в расписной гавайской рубахе-распашонке и бермудских шортах повернулся и принялся обозревать смежную территорию, на которой одиноко возлежал в продавленном шезлонге мужчина в линялых джинсах. Требовательно ткнул в этом направлении пальцем. Мол, покупаю. Боксер занервничал. Вероятно, ему не хотелось, чтобы хозяйские денежки достались недавнему обидчику. Он тоже стал жестикулировать, увлекая внимание шефа в противоположном направлении.
Там, полуприкрытый зеленью, виднелся тот самый домик, в окне которого на рассвете мелькнула благодарная зрительница случайной потасовки. Мужчина невольно скользнул взглядом по обращенным к нему окнам второго этажа, и ему показалось, что за одним из них произошло неуловимое движение. Не знакомых друг с другом мужчину и женщину разделяли лишь десятки метров чужой территории. Мужчина отвел глаза от дальних окон и невесело усмехнулся. Странное дело, но от этой улыбки его лицо стало еще более угрюмым и замкнутым.
Что за глупости лезут в голову на одуряющем солнцепеке! От симпатичной незнакомки его отделяло многое, слишком многое, чтобы это расстояние можно было выразить в метрах или годах. Ведь между ним и всем остальным миром стояла невидимая, но непреодолимая стена.
Мужчина надеялся, что рабочие скоро возведут настоящую кирпичную ограду, которая избавит его от вида соседского поместья. Но еще больше ему хотелось остаться одному на целом свете.
Так всегда случалось с ним, когда он вдруг оказывался вне привычной игры. И в такие дни вся дальнейшая жизнь представлялась ему аутом, полным аутом.
Считалось, что майор ФСБ Громов прибыл в родной город отдохнуть, но на самом деле это было что- то вроде ссылки. Не имея права покидать пределы Курганска до особого распоряжения, он был вынужден ждать, какое решение будет принято относительно него наверху. «Наслаждайтесь покоем и ни о чем не думайте, – посоветовали ему, выпроваживая из Москвы. – Сейчас для вас главное – полностью восстановить физическое и психическое здоровье». Звучало напутствие заботливо, да только на деле Громов понятия не имел, чем закончится его десятидневный отпуск. Благополучным возвращением в подразделение экстренного реагирования ГУ ФСБ РСФСР? Прохождением специального курса лечения? Переводом в разряд кабинетных работников? Отставкой? Или чем-нибудь похуже?
Последнее было очень даже вероятно. Так уж заведено, что люди, допущенные к важным государственным тайнам, помирают значительно раньше, чем эти тайны переходят в разряд подлежащих разглашению. Естественной смертью, разумеется. Хоть бы один из отставников утонул по пьянке или в автокатастрофе погиб. Нет, у всех сплошные инсульты с инфарктами. А когда знаешь, сколько коварных препаратов находится на вооружении спецслужб, невольно задумываешься, почему так много здоровых тренированных мужиков умирают в расцвете сил от нарушений кровообращения.
Что касается Громова, то он в свои сорок с небольшим лет находился в счастливом неведении по поводу собственной анатомии. За печень хватался лишь в тех случаях, когда ей доставалось от чьего- нибудь крепкого кулака, простудой маялся значительно реже, чем пулевыми ранениями, а что касается сердца, то ощущал его исключительно после хорошей физической нагрузки. Впрочем, медиков из комиссии, перед которой он предстал несколько дней назад, меньше всего интересовало его физическое здоровье. Психика Громова – вот на чем зациклились все эти ученые мужи.
Его мытарства начались после ликвидации непосредственного начальника, полковника Власова, командующего подразделением ЭР. Сам президент озаботился состоянием героя недавних событий. Лично.
