выбрались из машины и остановились напротив, избегая смотреть друг другу в глаза.
– Почему ты дрожишь, мама? – спросила дочь. – Разве холодно?
– А? Что? – Людмила встрепенулась и изобразила улыбку. – Никто не дрожит. – Она бросила долгий взгляд в сторону поселка. – Слушай, я пойду, ладно?
– Только недолго, – предупредила Эллочка.
– Это как получится, – ответил Людмила и вдруг тихонечко засмеялась. – Думаю, за час я управлюсь. Максимум за полтора.
– Учти, одной мне будет скучно и страшно!
– Ерунда! Ты уже большая. С тобой Тошка. Главное – от машины ни на шаг. Задача ясна?
– Ясна. Очень даже ясна. – Эллочка вздохнула. – Но лучше не ходи на дачу, мама. Не надо никаких сценариев. В Сочи ты тоже однажды говорила: «срочное дело, срочное дело», – помнишь? – а потом у тебя оказалось все лицо исцарапано... – Голос Эллочки зазвенел. – И все вы, взрослые, врете! Сами такие большие, а маленьким врете.
– У тебя нос не дорос меня судить. – Людмила сказала это как бы в шутку, но улыбка у нее вышла неискренняя. – Ладно, чао. Можешь пожевать что-нибудь – на заднем сиденье сумка с провизией. Если увидишь, что приближается посторонний, садись в машину и нажми на дверцах вот эти кнопочки. Но тут чужие не ходят, не бойся. Так что охраняй машину и будь умницей.
– Сама будь умницей! – сказала Эллочка и смахнула с ресниц слезинку, не дав ей соскользнуть по щеке.
Но Людмила уже ничего не слышала и не видела. Она целеустремленно уходила прочь, так ни разу и не оглянувшись на сиротливо приткнувшийся у берега автомобиль и маленькую дочурку, провожающую ее тревожным взглядом.
Солнце клонилось к горизонту, когда Людмила быстрым шагом миновала новорусскую стройку, осторожно отворила нужную калитку и подала голос:
– Эй! Есть кто живой?
Никто не откликнулся. Тогда Людмила вошла во двор и двинулась вдоль кирпичной стены дома по узенькой бетонной дорожке. Шагая, она старалась не наступать на многочисленные трещины. Такой у нее имелся суеверный сдвиг по фазе. Удастся переступить все трещины – повезет. Ей очень хотелось, чтобы повезло.
Пройдя несколько шагов, Людмила очутилась в своеобразном гроте из виноградных лоз, дававших тень и подобие прохлады. Ей понравилось в этом оазисе. На темно-зеленом фоне она должна была смотреться особенно выгодно в своем ярко-желтом сарафане, загорелая, свежая, стройная. Уверенная в себе молодая женщина. Только отчего-то ужасно колотилось сердце, как у школьницы перед первым свиданием, которое может завершиться не только кусачими поцелуями и трепетными прикосновениями. Набрав в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в холодную воду, Людмила окликнула еще раз:
– Э-эй! Есть кто...
Он возник перед ней совершенно бесшумно и настолько внезапно, что напрягшиеся от испуга соски отчетливо обрисовались под тонкой тканью ее сарафана. Бесстрастный. Молчаливый. Все в тех же узких застиранных джинсах, но уже без рубахи. Людмила подумала, что впервые в жизни видит зрелый мужской торс, напрочь лишенный привычной растительности на груди. Сильное мускулистое тело с гладкой юношеской кожей. Это было трогательно и волнующе. Как в ранней молодости, когда от одного лишь предвкушения восторга все внутри переворачивалось и холодело. Стараясь унять тревожную дрожь в голосе, Людмила улыбнулась и пустила в ход домашнюю заготовку:
– Не ждали гостей?
Светлые глаза мужчины смотрели на нее не мигая.
– Нет. – Это прозвучало не очень вежливо, но зато честно.
– Жарко, – зачем-то сказала Людмила и слегка покраснела.
– Да.
Иронически приподняв уголок губ, мужчина продолжал спокойно разглядывать гостью. В светлых глазах мужчины не было ни тени недоумения. Он просто смотрел на Людмилу, не приглашая, но и не прогоняя прочь.
Впервые в жизни, стоя перед мужчиной, она понятия не имела, куда девать ставшие вдруг лишними и нелепыми руки. Пришлось поправить прическу, одернуть сарафан. Сердясь одновременно на себя и на нелюбезного хозяина дома, Людмила сказала:
– Я зашла поблагодарить вас за дочь.
– Конечно. – Мужчина деликатно убрал свою полуулыбку. – С девочкой все в порядке?
– Да, спасибо. – С ужасом предчувствуя, что румянец на лице вот-вот сменится нестерпимым жаром, Людмила с неожиданной решимостью предложила: – А что, если я приглашу вас на чашку чаю?
– М-м? Сейчас? В такую жару?
– Можно вечером, – слегка упавшим голосом отозвалась она, уже зная, что приглашение принято не будет.
– Без чая, значит, никак?
Опять эта улыбка, затрагивающая только правую часть рта! И ничего не выражающий взгляд светло-серых глаз, таких ярких в тени виноградного грота.
Оставалось выдавить из себя подходящую вежливую фразу, развернуться и уйти. Прямо сейчас... да, сейчас... немедленно!..
Людмила молчала и продолжала стоять на месте как вкопанная.
– Моя фамилия Громов, – сказал мужчина. – А вы...?
– Людмила, – послушно назвалась она.
– Вот что, Люда... Давайте-ка вы ко мне, а не я к вам. И не на чай, а на холодное пивко, идет?
Наконец-то он улыбнулся по-настоящему: озорно и открыто. Удержаться от ответной улыбки было невозможно. Людмила хотела пожать плечами, но вместо этого решительно тряхнула рассыпчатыми каштановыми волосами и шагнула вслед за хозяином к распахнутой двери.
– Дома я хожу без смокинга, – предупредил Громов на ходу. – А пиво пью прямо из горлышка, так вкуснее. – Он остановился и пропустил Людмилу вперед. – Но вам готов предоставить чашку, если вы сполоснете ее на крылечке.
– Я лучше тоже из горлышка, – улыбнулась она, переступая через порог.
Шаткий стол был застелен обшарпанной цветастой клеенкой. Ромашки...Васильки... Незабудки... Присев на табурет, Людмила с преувеличенным вниманием разглядывала рисованные букетики, не отваживаясь поднять глаза на Громова. Он, не обращая внимания на ее скованность, устроился напротив. Ловко изогнувшись назад, открыл за своей спиной натужно гудящий холодильник и выставил на стол две запотевшие бутылки.
– Угощайтесь.
– Спасибо.
Прихлебывая горьковатое пиво, они сидели друг напротив друга, плохо представляя себе, о чем говорить. Отметив нервозность гостьи, Громов пришел ей на помощь:
– Это что за люди между нами обосновались?
Благодарно отметив понравившееся ей «между нами», Людмила коротко проинформировала собеседника:
– Какой-то типичный новорусский помещик со свитой. Затеял стройку века. Я даже не знаю, как его зовут. Весной мы приехали, а он уже тут. Я его издали видела однажды. Спина у него белая и ноздреватая. Как плохо пропеченный блин.
– Лицо, между прочим, из того же теста слеплено, – усмехнулся Громов. – Открывающийся с моего участка пейзаж не украшает. И все же кое-какая польза от соседа намечается.
– Вот уж не уверена.
– Не знаю, как вы, а мне хочется, чтобы он как можно скорее возвел свою великую китайскую стену.
– Я тоже об этом думала, – засмеялась Людмила. – Не из-за собаки даже. И не из-за рыжего дебила в
