— Кажется, я поторопилась с заявлениями, — произнесла Диана. — Вот, принесла тебе всю папку. Я не стала копировать все подряд, только самые крупные, или те, что показались подозрительными. Как я сказала, там нет ни одного на миллион долларов.
Я не хотела приглашать ее в дом, так что сказала, что буду занята весь вечер, и ей придется оставить папку у меня, а я просмотрю документы потом, ближе к ночи.
Диане такой поворот событий был не по душе, но я не оставила ей другого выбора. Подборка документов была действительно интересной, и хотя материала было много, Диану явно привлекли расходные счета Кароля. Некоторые из них она пометила, чтобы я обратила на них особое внимание. Большей частью это были счета из довольно дорогих ресторанов. Во время путешествий Кароль отдавал предпочтение и отелям и ресторанам с множеством звезд. На счет-фактуры, к которым прилагались списки приглашенных на ленч или обед, Диана приклеила желтые бумажки с пометкой «проверить гостей». На счетах из отелей были пометки об использовании мини-бара.
Думаю, этим и должен заниматься хороший бухгалтер. Однако мне показалось, что она была чересчур исполнительной, энтузиазм прямо-таки бил через край. Диана сохранила даже вырезку с газетной статьей о Кароле, написанной еще во времена его работы в Брэмли. Там рассказывалось о его трудностях в отношениях с рабочим персоналом, а также упоминалась его страсть к проматыванию денег. По-моему, не ее это было дело, как бухгалтера, на что Кароль тратит деньги Коттингема, раз уж совет директоров ничего не имел против, да и никакого обмана тут не прослеживалось. Похоже, что они теперь вообще на все согласны, раз Кароль заполучил венеру, и не важно, сколько денег он спустил ради этого. Вид очередей у билетной кассы музея сразу же выбивал из их голов любые мысли насчет растрат.
И все же, для моих целей, чтобы там Диана не задумала, сохраненные ею счета оказались очень полезным. Между счет-фактурами на поездку в Будапешт лежала квитанция, которая показалась мне интересней счетов Кароля за обеды. В квитанции указывалась изображение женской головы, предположительно очень старое. Хм, какое преуменьшение пропорций!
Два момента насчет этой квитанции обеспокоили меня. Во-первых, компания была в Будапеште. Кароль уклонился от прямого ответа на мой вопрос о том, где он нашел венеру, но, говоря «в Европе», он намекнул, что это где-то в другом месте, не в Венгрии. Во-вторых, что еще больше бросалось в глаза, — счет был на шестьсот тысяч долларов, а не на миллион.
Именно в этот момент зазвонил телефон. Мой волшебный аппарат сообщил мне, что звонок из музея Коттингем. Я решила, что не хочу сейчас с ним разговаривать. Я была все еще обижена на то, что узнала из разговора с Фрэнком: ему пришлось напомнить Каролю, кто я такая и что мы были, так сказать, близки когда-то. И поскольку я не собиралась провести свою жизнь, отслеживая его расходные счета, как Диана, мне было нужно время, чтобы обдумать несоответствие между суммой, пожертвованной Лиллиан Ларрингтон, и суммой, потраченной на покупку венеры. Если только это была та самая квитанция. Возможно, существовало какое-то логическое объяснение. Например, окончательный платеж, хотя я бы так не поступила. В любом чеке я всегда указываю всю сумму выплаты. А возможно, это была одна из тех квитанций, которые получают, чтобы избежать слишком больших налоговых платежей за покупку; тогда сумма намного меньше, чем цена, указанная на ценнике. Однако зачем ему было поступать так, если предмет такой древний, да еще предназначался музею, ума не приложу.
Каково бы ни было объяснение, видеть Кароля совершенно не хотелось, так что я подождала, пока сообщение записалось на автоответчик. А потом почти час мерила шагами дом, злая как черт. Но внезапно меня посетила мысль. На самом деле Кароль вообще не говорил, что потратил на венеру миллион. Он сказал, что принял от милой Лили деньги и сделал дилеру предложение, от которого тот не смог отказаться. Я подумала про миллион, потому что Лили сказала нам с Морганой, что именно столько она пожертвовала в Коттингем. Совсем не обязательно, что вся сумма была потрачена на покупку венеры. Часть денег, возможно, потратили на организацию этой потрясающей выставки. Что-то, должно быть, пошло на публикацию книги, которая, по сути, являлась каталогом этой выставки. А, возможно, деньги ушли на нечто совсем другое. Я прослушала сообщение.
— Привет, — сказал он, вновь не представившись. — Я тут подумал, может, ты позволишь мне заглянуть к тебе сегодня попозже вечерком. Или, если хочешь, ты могла бы зайти ко мне в гости, — он продиктовал адрес: шикарный дом в центральной части города. — Если же оба варианта не подходят, мне хотелось бы знать (хоть это и наименее предпочтительный вариант), не согласишься ли ты встретиться, выпить со мной, в баре «Каноэ», около девяти? Я у себя в кабинете. Буду здесь примерно до половины девятого. Кажется, я давал тебе свой номер, но если нет, то вот он, — Кароль продиктовал и номер домашнего телефона, и номера в кабинете. — Перезвони мне, когда получишь это сообщение. Если до конца рабочего дня я не получу ответа, буду знать, что ты уже занята.
— Хм, почему бы и нет? — громко произнесла я. Перезвонив ему в офис, я услышала автоответчик. — Привет, — начала я, — сейчас начало девятого. Извини, что разминулись. Если ты все еще свободен, пожалуй, я приму твой наименее предпочтительный вариант. Бар «Каноэ» в девять. Увидимся в баре.
Потом мой гардероб сотряс еще один ураган — мне срочно нужно было отправляться в магазин за шмотками или, по крайне мере, в химчистку. Я отправилась в бар. Мне все еще не вернули машину из ремонта — нужно было что-то там отполировать, прежде чем наносить краску, поэтому на Парламент стрит я поймала такси.
Мы приятно провели около часа. Он опоздал, я тоже не была пунктуальна. Мы разговаривали о книгах, фильмах, винах, которые нам нравились, — обо всем, кроме бизнеса. И меня это устраивало. Когда настало время уходить, он произнес:
— У меня такое чувство, что мы оба отправляемся по домам в одиночестве. Я прав?
— Думаю, что прав, — кивнула я.
— Этого я и боялся. И где же рогипнол, когда он так нужен? — проворчал он.
— Что?
— Извини. Мне не следовало говорить такое. Это было в дурном тоне. Прости меня.
— Так что это за штука, ты сказал?
Он посмотрел на меня, немного смутившись.
— Это наркотик, который используют на свиданиях, — стал он объяснять. — Ну, знаешь, незаметно подсыпаешь его женщине, и она становится такой любвеобильной, буквально готовой на все. Она находится в полубессознательном состоянии и после ничего не помнит. Но это плохая идея. Как я сказал, мое замечание было дурного тона.
— Как это пишется? — был мой следующий вопрос. Он посмотрел на меня как на ненормальную, но продиктовал.
— Этот препарат легко достать?
— Вероятно. Нет, честно, понятия не имею. Пожалуйста, скажи, что я прощен.
— Все это очень поучительно, — протянула я. — Да, ты прощен.
— Спасибо. Твою машину уже вернули из ремонта?
— Нет.
— Хорошо, тогда я отвезу тебя домой.
— Пожалуй, лучше я возьму такси, — покачала я головой.
— Я бы никогда не сделал ничего подобного, — взмолился он.
— Не сделал бы чего?
— Не стал бы подсыпать тебе наркотик, — пояснил он.
— Я знаю.
— Так я отвезу тебя домой? — Он посмотрел на меня. — Я буду хорошо себя вести.
— Еще увидимся, — сказала я, целуя его в щеку.
— Мы ведь… как бы это сказать… не чужие друг другу?
— Это было очень давно. Еще увидимся, — повторила я.
— Надеюсь, — его голос прозвучал несколько сердито.
Когда я добралась домой, на телефоне мигала лампочка автоответчика. Часы на кухне показывали пятнадцать минут первого.
