комнаты. Стало быть, надо обязательно попасть в кладовую, и чем скорее, тем лучше!.. Ну что же, мысль хорошая, очень правильная мысль… Вот только как это осуществить на практике, не дожидаясь согласия Маккина. Боюсь, что ждать его придется слишком долго… И нейтрализовать метеоролога до поры до времени нельзя…
В дверь постучали, и вошел Маккин. Он был наряжен в теплый оранжевый комбинезон с капюшоном и такого же цвета сапоги и рукавицы.
— Я на площадку, — сказал он, — сниму цифры. Через полчаса метеосводка.
— Скажите, Джон, — остановил я его. — Почему наша станция не автомат?.. Ведь в принципе же мы здесь не нужны. Ночью-то сводки передаются автоматически… Для чего мы здесь находимся?
Это был удар в лоб, и я, затаив дыхание, ждал ответного.
— Не знаю, — сказал метеоролог. — Я ее не строил. Да и какая мне разница, если за это платят деньги… А потом, вы знаете, Джерри, мне здесь нравится. — Он пристально посмотрел на меня и вышел.
Ч-черт, никакой реакции! Может быть, мы просто ломимся тараном в открытую дверь?
Я вскочил с койки. Пока он снимает там свои показания, у меня есть в запасе минут пятнадцать. Я сунул в карман пистолет и вышел в каминную. Дверь в комнату Маккина была заперта, но ключ приглашающе торчал из скважины. Я подошел к двери и взялся было за ручку, но тут что-то вдруг меня остановило. Я внимательно осмотрел паз: слишком уж открыто приглашают, до примитивизма… Ну вот, так и есть! Вот он — тоненький волосок, приклеенный между дверью и дверной коробкой. Стоит хотя бы слегка приоткрыть дверь, и он оборвется.
Неужели все-таки шпионы?.. Иногда примитив действует наиболее безотказно… Так, ребята! Это любезное приглашение мы, пожалуй, оставим без внимания. Подождем-ка мы ночи. Это будет умнее. Спящий в ночи не знает забот… Или как там еще у Стивенса?
Во всяком случае, теперь определенно ясно, что какая-то игра здесь все-таки происходит. А стало быть, надо довести дело до развязки и постараться, чтобы развязка эта наступила не позднее завтрашнего утра… Уверен, что так оно и будет. Не в интересах Маккина затягивать наше совместное проживание здесь. И не в моих тоже…
Остаток дня прошел, как во сне. Я передавал метеосводки, ел, слушал музыку, разговаривал с Маккином, смеялся вместе с ним над его шутками, плоско шутил сам, смотрел какой-то очередной супербоевик, но все это делал кто-то другой, равнодушный и легкомысленный, а я сидел в засаде, сидел, сняв с предохранителя безотказное, сотни раз проверенное оружие, сидел, затаив дыхание, сидел, приглушив стук сердца, сидел, слушал, смотрел и ждал, когда на лесной тропинке в сером молоке тумана появится вражеский отряд, осторожно пробирающийся к нам в тыл, опасливо оглядывающийся по сторонам, пугающийся каждого куста, и настанет, наконец, пора нанести удар, стремительный и неотразимый, настанет пора уничтожить сопротивляющихся и захватить языка, потому что без языка дальше работать просто невозможно.
Наконец, этот тянущийся, как жевательная резинка вечер закончился, и мы разошлись по своим комнатам. Я переоделся в пижаму и лег в постель. В руках у меня оказалась какая-то книжка, но я не прочел ни одной строчки. Я просто не видел ее. Я был уже весь в предстоящей охоте.
Из комнаты метеоролога доносились звуки магнитофона, но что именно он слушал, было не разобрать. Мною овладело нетерпение, я выключил свет и долго лежал в темноте, проклиная все эти ночные увлечения музыкой. В конце концов, замолк и магнитофон, и наступила удивительно пронзительная тишина. Даже ветер на улице стих, а может быть, и метеостанция исчезла, и все вокруг исчезло, и остался во всей Вселенной только этот домик и в нем два человека да еще висящие на стене часы, бесшумно перемигивающиеся секундами и минутами. И когда они отсчитали полчаса, я встал, положил в один карман пижамы пистолет, а в другой авторучку с усыпляющим аэрозолем и тихо вышел из комнаты. Минуты две я стоял перед дверью моего противника, стараясь понять, спит он или нет. Из-за двери не доносилось ни звука.
Ну что же, спи себе, спи, — подумал я. — А уж я постараюсь, чтобы ты не просыпался до самого утра.
Я осторожно нажал на ручку. Дверь легко, без скрипа отворилась, и я на цыпочках вошел внутрь.
В комнате горел ночник. Он освещал нетронутую кровать, застеленную пушистым плисетовым одеялом. На одеяле валялась какая-то раскрытая книжка в яркой цветной обложке. Метеоролога в комнате не было.
Я прикрыл за собой дверь и огляделся. Всюду царил полный порядок, не было ни разбросанных вещей, ни раскрытых шкафов, ни выдвинутых ящиков стола, ни заваленной жжеными документами пепельницы — ничего, похожего на поспешное бегство. Дверь, ведущая в кладовую, была слегка приоткрыта. Я подошел к ней и заглянул в щель. Там было совершенно темно. Я достал из кармана пистолет, снял его с предохранителя и ввалился в кладовую, широко распахнув дверь. В полосе слабого света, падающего из-за моей спины, были видны какие-то тюки и ящики. Маккина здесь не было. Я повернул было обратно, намереваясь взять фонарик и вернуться, но тут до меня донесся приглушенный человеческий голос. Говорил метеоролог.
Я аккуратно прикрыл за собой дверь и замер. Когда мои глаза привыкли к темноте, я с удивлением обнаружил, что вполне различаю контуры каких-то предметов: не то штабелей ящиков, не то стеллажей. Темнота полной не была. Откуда-то из-за этих штабелей-стеллажей пробивался лучик света.
Я осторожно стал пробираться в ту сторону, выставив вперед руки и стараясь ничего не свалить на пол. Что говорил Маккин, было, к сожалению, не разобрать, только однажды до меня донеслось четко выделенное слово Сегодня. А потом Маккин замолк, но тут же забубнил чей-то другой, совершенно незнакомый мне голос. От неожиданности я чуть не свалил на себя какую-то невидимую штуковину, едва успев поймать ее левой рукой. Справившись с нею, я снова стал пробираться вперед, к свету и к двум бубнящим что-то голосам, удивляясь, почему нет знакомого мне предчувствия, что вот сейчас, через секунду меня ослепит вспышка выстрела и в лицо полетят смертоносные кусочки свинца.
В дальнем углу кладовой я обнаружил еще одну дверь. Она была слегка приоткрыта, словно мне намеренно хотели показать дорогу и теперь приглашали войти. Сквозь щель был виден Маккин, сидящий в кресле у пульта, утыканного кнопками, ручками и перемигивающимися разноцветными лампочками. Посреди пульта расположился экран, и с него смотрел на Маккина очкастый лысый тип близкого к престарелому возраста. Метеоролог сыпал цифрами, а тип согласно кивал блестящим черепом.
Все-таки это были шпионы! Я замер в раздумье: то ли ворваться с воплем: Руки вверх! то ли осторожно вернуться к себе и дать сигнал тревоги Клапперу. Одному мне здесь, пожалуй, было не справиться. Впрочем, врываться внутрь во время сеанса связи было — глупее не придумаешь, а сигналить Клапперу у меня особого желания не было, во всяком случае, сейчас, когда еще так ничего и не ясно. Может быть, подождать Маккина в его комнате и взять его там?..
Я стоял и ворочал мозгами, а лысый тип, прерывая поток цифр, вдруг сказал Маккину: Все! Следующий сеанс после возвращения Карреды. Если удастся…
И пока я, совсем обалдевший, раздумывал, причем здесь какое-то возвращение Президента- Динозавра, экран погас, а метеоролог вдруг произнес:
— Заходите, Джерри. Я давно уже жду вас.
Глава пятая
ПОРАЖЕНИЕ
Метеоролог стоял передо мной с поднятыми кверху руками.
— Я рад, что вы в пижаме, Джерри, — сказал он, улыбаясь.
Эта улыбка меня взбесила.
— Не ерничайте, мистер Не-Знаю-Как-Вас-Звать! — сказал я. — Ваша песенка спета!
— Не думаю, — спокойно ответил он. — Полагаю, что наша с вами песенка только начинается.
Это была порядочная наглость, и я не мог не отреагировать:
