– Хорошо, – согласился Романов. На «ты» так на «ты». Разница в возрасте небольшая, лет восемь.
Официант уже возвращался с новым подносом, сплошь заставленным крошечными рюмками.
– Вот так и вот так, – показал князь.
Двенадцать рюмок встали в шеренгу перед ним, двенадцать перед Алешей. Официант в два счета наполнил их граппой. В его взгляде читались недоверие и ужас.
– Я тебя научу пить по-гвардейски, за апостолов.
– Как это? – без интереса спросил Романов.
Сердце у него сжималось так тоскливо – хоть на луну вой.
– Очень просто. Делай, как я. – Штабс-ротмистр скривился на рюмки. – Тьфу, наперстки какие-то. Значит, так. За апостола Петра!
Он осушил крайнюю правую. Алеша последовал его примеру.
– За Матфея.
Выпили по второй.
– За Иоанна.
По третьей, но Алешу пришлось немного подождать, он закашлялся.
– За Иакова сына Зеведеева.
Тут младший из собутыльников сдался – поднял руки. Князь досадливо крякнул, но не остановился.
– За Иакова сына Алфеева… После двух Иаковов разрешается закусить.
Отломил кусочек хлеба, понюхал, проглотил. Алеша хотел подцепить кусочек горгонзолы, но никак не мог попасть в сыр вилкой.
– Так, теперь за Андрея Первозванного. Не отставать! … За Фому Неверящего… За Филиппа… За Варфоломея… За Симона Зилота… За Иуду Леввея… А Иуде Искариоту – вот. Об твердь земную!
С этими словами Козловский выплеснул последнюю, двенадцатую порцию на скатерть, а саму рюмку с размаху грохнул об пол – официант жалобно вскрикнул. Князь кинул ему купюру.
– На, не переживай… Алеш, ты что?
Его молодой друг сидел с разинутым ртом, пытаясь сделать вдох.
Прислушавшись к себе, штабс-ротмистр констатировал:
– Не пробило. Ну-ка, как тебя… Еще неси. Анкора!
Голова у Алеши с каждой секундой делалась всё тяжелее. Одной шеей на весу ее было уже не удержать. Пришлось подпереться сначала одной рукой, потом двумя.
– Где ты, где ты? – уныло повторял пьяный Романов, взывая к Кларе.
Князь взял его за ухо, повернул к себе.
– Да вот же я. Ослеп ты, что ли?
– Где ты? – безнадежно всхлипнул Алеша.
Лучше ему было этого не знать…
Господину Зоммеру было хорошо. Он полулежал на подушке, потягивал из тонкого бокала херес, время от времени подносил ко рту сигару.
Танцовщица лежала рядом, уткнувшись носом в его плечо и ровно дышала во сне. Умаялась, цыпочка, самодовольно подумал он. Не всякий способен на шестом десятке так утомить женщину.
Ему тоже хотелось спать, но до двенадцати было нельзя. Вот сменит код, тогда впору и отдохнуть. К утру пылу поднакопится – глядишь, еще разок покувыркаемся.
Милашка пролепетала во сне что-то нежное, трогательное. Зоммер осторожно взял со столика часы. Без пяти. Пора.
Тихо поднявшись, он накинул халат. Женщина грациозно перевернулась на другой бок. Одеяло сдвинулось, вдоль спины по ложбинке пролегла мягкая тень.
Улыбнувшись, Зоммер вышел.
В следующую же секунду Клара бесшумно, не скрипнув пружиной, поднялась и перебежала к двери.
Грузный человек в халате шел по коридору, пол поскрипывал под его шагами. Сзади, ночной бабочкой скользил белый силуэт.
На верхней площадке лестницы в креслах сидели охранники. Кларе пришлось прижаться к самой стене, чтобы не попасть в их поле зрения.
Коридор повернул направо. Она успела увидеть, как хозяин входит в какую-то дверь.
Высунулась из-за краешка, готовая отпрянуть обратно. Но Зоммер назад не смотрел.
Судя по книжным полкам, тут находилась библиотека.
Волосатая рука тронула фолиант в кожаном переплете. Открылся секретный ход.
Когда Зоммер вошел в него, Клара на цыпочках, танцующей походкой переместилась к тайнику. Выглянула.
Невидимые часы начали отбивать полночь. Зоммер что-то повернул на пульте и пробормотал вслух, запоминая:
– Sechs-drei-sechs-acht-zwei-zwei. Sechs-drei-sechs-acht-zwei-zwei…
Сзади что-то скрипнуло.
Президент «Шпионской биржи» быстро обернулся, правая рука юркнула в карман халата. Прислушался – тихо.
Зоммер подбежал к светлому прямоугольнику двери. В библиотеке было пусто. На ветру скрипнула приоткрытая форточка.
Тогда морщины на лбу коммерсанта разгладились. Он запер тайник и вернулся в спальню.
Девчонка спала в той же позе, только одеяло сползло еще ниже.
Сочные губы Зоммера тронула улыбка.
Молодо-зелено
– Эх, молодо-зелено… – Козловский с умилением взглянул на сомлевшего товарища и выплеснул граппу на пол. – А Иуде Искариоту – вот!
Наученный опытом официант был наготове и ловко поймал брошенную рюмку на растянутое полотенце. Очередная купюра, впрочем, все равно полетела следом за рюмкой.
Сосредоточенно жуя ломтик груши, штабс-ротмистр о чем-то размышлял. Некая мысль явно не давала ему покоя. Он потряс за плечо уткнувшегося в скрещенные руки Романова.
– Леша! Леша, проснись!
Молодой человек выпрямился, но глаз не открыл.
– Вот скажи: государь император – помазанник Божий?
– Божий.
– А Бог – Он есть? Ведь если Бога нет, то кто ж тогда императора на царство помазал? По какому праву он над нами властвует? Есть Бог?
– Не знаю, – ответил Романов и заморгал.
Князь тяжело вздохнул.
– Вот и я не знаю… Во что же тогда верить?
– В любовь.
Голова унтер-офицера снова склонилась к столу.
– Э-э, брат… – Штабс-ротмистр потрепал романтика по загривку. – Нет никакой любви. Одно паскудство.
Но любовь есть!
Теперь Алеша твердо это знал. Бледный после алкогольных излишеств, но счастливый и торжествующий, он объяснял, показывая на схеме:
– …Вот здесь окно ванной, оно находится в эркере, прямо над обрывом. Мы видели снизу, из лодки. Это метров пятнадцать – двадцать от поверхности воды. Лестница прозрачного шелка из дома не видна. Окно закрыто, но не заперто. Госпожа Нинетти говорит, что уборку в доме делают по субботам, а значит, до того времени никто этого не обнаружит…
Козловский и дон Трапано внимательно следили за кончиком карандаша. В утреннем свете «крестный отец» в вязаном жилете и его скромная комнатка выглядели очень мирно, даже идиллически. За окном на ветвях апельсиновых деревьев висели тяжелые плоды, ласковое солнышко просвечивало сквозь
