Профессор засучил рукава, сунув предварительно скальпель в зубы. Господин Демень, плотный молодой человек, схватил покойника за руки, а тщедушный господин Кон — за ноги. Хорошо, что тот лягаться не мог, не то живо отпихнул бы беднягу.
— Итак, внимание! — вскричал господин Чепенка. — Каждый пусть исполняет свои обязанности.
Он ухватил покойника за большой палец, где надлежало быть костоеде, и, добиваясь полного правдоподобия, бросил нашему герою:
— Начинайте же!
Тот проворно подскочил к изголовью стола, где был распростерт бледный, окоченелый труп со страшно вытаращенными глазами. Ничья добрая, милосердная рука не позаботилась закрыть их на убогой больничной койке.
— Самый обыкновенный случай мнимой смерти, господа. Очень интересно, но совсем не по моей специальности.
Он позвонил служителю.
— Попросите сюда другого врача, этот больной нуждается в особом уходе. А что касается моей операции, то… гм… — Он запнулся в поисках нужного слова. — …принесите мне покойника поспокойнее.
Знаменательный этот случай тогда же попал в газеты с указанием всех имен (воскресшим из мертвых оказался бондарный подмастерье Михай Варга). Номер газеты старик Катанги везде таскал с собой в кармане.
— Ну, история, скажу я вам, — твердил он знакомым. — Такая только с моим Менюшем может приключиться. Ах, собачий сын! Со времен господа нашего Иисуса Христа ничего подобного не было. Даже Цицерону, да что! — самому Кошуту никого воскресить не удавалось. Наоборот, скорее уж обмирали все от их красноречия. Черт побери! Сказать мертвецу: «Зажмурься», — и он, на тебе, слушается, зажмуривается.
Послушный Михай Варга так понравился старику, что он даже в Пешт съездил навестить его, а месяц спустя, когда тот совсем поправился, взял к себе в Катангфалву слугой — гостям, как диковинку, показывать.
Так и остался Михай Варга в барском доме. И когда Менюш — этот 'выдающийся ораторский талант', как шутя стали его величать с той поры студенты-медики, уже дипломированным врачом, в синей фамильной карете, сам погоняя лошадей, с триумфом прикатил со станции домой, отец, прослезясь, упал ему на грудь.
— Ну, Менюш, теперь ты человеком стал. Все, чего мы не сберегли, я к твои братья, ты вернуть должен. Золота, серебра я не могу тебе дать на обзаведение, у меня у самого их нет. Но образование я тебе дал и теперь еще Михая Варгу даю в лакеи. Он тебе непременно счастье принесет.
ПРАКТИКА
Однако до поры до времени Менюш сунул свой диплом туда, где уже лежали дипломы братьев: в ящик письменного стола. Ему больше нравилось бездельничать, за куропатками да зайцами с ружьем гоняться, чем за пациентами. Свирепый гриф, раскинувшийся на синем поле в гербе Катанги, никак не хотел выпускать его из своих когтей.
И когда отец напоминал, что пора, мол, и за практику приниматься, переехав для этого в город — Эперьеш или Кашшу, на выбор, — он неизменно отвечал, вторя Палу Пато: [21]'А, успеется'. Так что отъезд всякий раз откладывался. 'Вот осенью поеду'. И ни с места. 'Ну, ладно, весной'. И опять то же. Вечно что-нибудь мешало. То молодой доктор уклонится, то отец сквозь пальцы посмотрит — особенно с тех пор, как сын стал в дома побогаче захаживать, где имелись девицы на выданье. Было несколько таких в окрестных усадьбах — недурных собой и с приданым. Вдруг — чем черт не шутит! — дома удастся золотую рыбку подцепить.
Только иногда расшумится старик:
— Забудешь все, что учил. И нож ржавеет, если им не резать.
— Смотря какой футляр, отец. И потом ведь и дома практиковать можно.
Но в деревне редко когда захворает крестьянин, объевшись свежих огурцов; он и даст ему хинина от лихорадки. Или ногу сломает кто-нибудь, и доктор положит ее в лубки. Никаких заболеваний серьезнее не было.
Старый помещик только вздыхал да жаловался: очень уж ему хотелось, чтоб у сына практика была побольше.
— Летом нашему брату болеть некогда, — слышал он в ответ.
Но и зимой все ходили здоровехоньки. Старик опять ругать мужиков:
— Что же вы, совсем болеть не собираетесь?
— А с чего болеть-то? — отвечали ему. — Зимой мы, почитай, и не едим ничего.
Катангфалвские крестьяне — бедняки, земля у них тощая, урожая иногда и на новый посев не хватает.
Так, однако, не могло продолжаться in infinitum [До бесконечности (лат.)]. Сам доктор скоро увидел, что начинать практику все-таки придется.
Но и для этого ведь деньги нужны: квартиру снять, меблировать. А денег у Яноша Катанги не водилось ни больших, ни малых. Зато долгов — хоть отбавляй: и больших и малых.
Старик проделал обычную карьеру джентри — с начала и до конца. Когда-то верил в себя, потом в землю, — вдруг уродит сам-двадцать; потом в еврея-ростовщика, который в долг давал, и только когда уж и ростовщик не потянул, в бега уверовал. На него одного теперь вся надежда была. Говорится же в Писании, что он является людям своим а минуту наибольшей опасности. Явления Господня ждал и Янош Катанги; но вместо господа бога явился судебный исполнитель. Так уж оно всегда бывает.
— Ну, а теперь что делать? — спросил молодой доктор угрюмо.
— Ждать, — ответил отец. — Что-нибудь должно ведь случиться.
Что уж должно было случиться, чего ждать — об этом Янош Катанги даже отдаленно не догадывался, но все равно ждал.
Да и как ему было догадываться, если ждал он того, что называется 'non putarem' [Счастливый случай, непредвиденное обстоятельство (лат.)]. А non putarem именно потому и non putarem, что заранее его не угадаешь.
Но в ожидании этого non putarem старый помещик ухитрялся все-таки держаться на поверхности. Никто лучше него не умел умаслить непокладистого кредитора. Язык у него был подвешен не хуже, чем у посланника какого-нибудь. А где уж дипломатия не помогала, там, что греха таить, он и более сильных средств не стеснялся.
Заехав как-то в соседнюю деревню, Варторню, к Дёрдю Майке, в чью пользу должны были описать его имущество, он попросту, по-дружески попросил у него отсрочки.
— Не могу, — ответил господин Майка. — Мне самому мой капитал нужен.
— Вот как? Самому нужен? — повторил Катанги, мрачнея. — А голубя вон того видите?
— Вижу.
Как не видеть. Они как раз у огорода стояли, и голубь кружил у них над головой.
— Ну так больше вы его там не увидите, — бросил старик.
И, с быстротой молнии выхватив из кармана пистолет, прицелился, выстрелил — и мертвый голубь упал к ногам господина Майки.
— Так что же, будет отсрочка? — глядя на кредитора в упор, переспросил он.
— Будет, будет, — заикаясь, пролепетал Майка.
Так и тянул Янош Катанги года два, все поджидая счастливый случай, который придет и разом выручит из беды.
И он пришел. Но не в виде выигрышного билета или американского дядюшки, а в образе самой
