суждено было произойти. При отсутствии или утрате этой целостности Я превалирует страх смерти. Отчаяние выражает сознание того, что «времени осталось мало, слишком мало, чтобы попытаться начать новую жизнь и испытать иные пути к целостности».
С точки зрения Э. Эриксона, целостность Я – это итог постепенного вызревания плода предшествующих семи стадий развития человека, адаптировавшегося к победам и поражениям, проявляющего заботу о делах и людях, являющегося продолжителем рода и производителем материальных и духовных ценностей. В конечном счете суть отношений между целостностью взрослого и младенческим доверием, то есть жизненный цикл человека, можно выразить, сказав, что «здоровые дети не будут бояться жизни, если окружающие их старики обладают достаточной целостностью, чтобы не бояться смерти».
Представление о стадии зеркала, как важном этапе развития ребенка, было введено в научную литературу французским психоаналитиком Ж. Лаканом (1901–1981). В 1936 г. на психоаналитическом конгрессе в Мариенбаде он вступил с докладом, в котором впервые изложил концепцию стадии зеркала. Тринадцать лет спустя на ХVI Международном психоаналитическом конгрессе в Цюрихе он выступил с докладом, опубликованным под названием «Стадия зеркала и ее роль в формировании функции Я в том виде, в котором она предстает нам в психоаналитической практике» (1949).
Выдвигая концепцию стадии зеркала, Ж. Лакан исходил из особенности поведения ребенка, выявленной данными сравнительной психологии. Эта особенность состоит в том, что на ранней стадии развития ребенок способен узнавать свое отражение в зеркале в качестве своего собственного. При этом он не только усваивает образ своего отражения в зеркале, но и может совершать ряд жестов, с помощью которых в игровой форме соотносится с дублируемой реальностью – со своим собственным телом, другими людьми и предметами, отражающимися в зеркале и попадающими в поле его зрения в отраженной форме. По словам Ж. Лакана, не умеющий даже держаться на ногах, а не то чтобы ходить, поддерживаемый кем- нибудь из взрослых, малыш «озабоченно рвется, вне себя от радости, из своих помочей и, наклонившись вперед, застывает, стараясь зафиксировать в поле зрения мгновенную картину собственного отражения».
С точки зрения Ж. Лакана, стадия зеркала характерна для развития ребенка в возрасте от шести до восемнадцати месяцев. На этой стадии осуществляется процесс идентификации, происходящий с ребенком при освоении им своего собственного образа. Усвоение ребенком своего собственного зрительного образа является идеальной ситуацией для изучения символического и воображаемого пластов субъекта, благодаря которым впоследствии осуществляется идентификация с другими людьми и становление Я.
Зеркальный образ собственного тела с его индивидуальными особенностями оказывает формирующее воздействие на ребенка. Он не только способствует формированию представления о телесном единстве и отождествлению с отражением, но и расширяет познавательное поле человека, вписываясь, как полагал Ж. Лакан, в наши представления о «параноидальном познании». На стадии зеркала проявляется способность человека к пространственному овладению своим собственным образом, в результате чего устанавливается связь между телом и его имаго, организмом и его реальностью. Посредством идентификации с образом себе подобного на завершающей стадии зеркала возникают предпосылки для развития диалектики, связывающей Я с социально обусловленными ситуациями жизни, способствующей вхождению индивида в историю и ведущей к параноидальному отчуждению, возникающему при обращении «от Я зеркального к Я социальному».
В конечном счете, как подчеркивал Ж. Лакан, стадия зеркала «представляет собой драму, чей внутренний импульс устремляет ее от несостоятельности к опережению – драму, которая фабрикует субъекта, попавшего на приманку пространственной идентификации, череду фантазмов, открывающуюся расчлененным образом тела, а завершающуюся формой его целостности, которую мы назовем ортопедической, и облачения, наконец, в ту броню отчуждающей идентичности, чья жесткая структура и предопределит собой все дальнейшее его умственное развитие».
З. Фрейд уделял основное внимание рассмотрению бессознательных влечений человека. В одних работах он проводил различие между влечением и инстинктом, в других понятия «влечение» и «инстинкт» рассматривались в качестве равнозначных. Его представления о человеческих страстях входили в остов размышлений о влечениях и инстинктах как таковых, и в этом отношении сами страсти воспринимались как изначально присущие человеку, подобно влечению к деструктуивности или инстинкту агрессии.
Переосмысливая взгляды З. Фрейда на природу влечений человека, часть психоаналитиков по-иному подошли к трактовке человеческих страстей. Так, американский психоаналитик Э. Фромм (1900–1980) предложил такое видение человека, которое включало в себя культурные и социальные детерминанты. В работе «Бегство от свободы» (1941) он подчеркнул, что бессознательные стремления человека, включая любовь, ненависть, жажду власти, тенденцию к подчинению, влечение к чувственному наслаждению или страх перед ними, являются продуктами социального процесса формирования личности. Словом, «страсти человека и тревоги его – это продукт культуры».
В работе «Человек для себя» (1947) Э. Фромм подчеркнул, что большую часть «человеческих страстных влечений» невозможно объяснить силой инстинктов, а индивид обладает такими страстями, которые могут быть сильнее стремления к самосохранению. В книге «Анатомия человеческой деструктивности» (1973) он провел различие между инстинктами и страстями. Инстинкты, или естественные влечения, коренятся в физиологических потребностях человека, в то время как человеческие страсти – в его характере. Произрастающие из характера страсти (потребность в любви, нежности, свободе, разрушении, садизм, мазохизм и др.) соответствуют экзистенциальным потребностям человека. Если инстинкты – это ответ на физиологические потребности человека, то страсти – ответ на его экзистенциальные потребности. В отличие от инстинктов страсти являются специфически человеческими. «Хотя экзистенциальные потребности одинаковы для всех людей, индивиды и группы отличаются с точки зрения преобладающих страстей».
С точки зрения Э. Фромма, инстинкт – это чисто биологическое понятие, а коренящиеся в характере страсти и влечения – биосоциальные, исторические категории. В этом смысле он предпринял попытку заменить «фрейдовский физиологический принцип объяснения человеческих страстей на эволюционный социобиологический принцип историзма». В соответствии с этим принципом человеческие страсти рассматриваются в связи с их функцией в процессе жизни целостного организма. Признается, что интенсивность страстей коренится не в физиологических потребностях, а в потребностях целостного организма жить и развиваться как в телесном, так и в духовном смысле. Стало быть, страсти важны для человека не после того, как удовлетворены его физиологические потребности. Они не относятся к разряду роскоши и уходят своими корнями в основания человеческого бытия. Без страстей человек перестает быть человеком.
Э. Фромм различал
