— Мне в лом! — ответила я.
Не то Подушка понял, что я сказала, не то научился понимать по интонации, но я никуда так и не пошла, меня пошли! О, неандерталец Подушка, а не эстонец! Унес в свою пещеру, точнее, на мою кровать!
— Вся кровать моя! — сказал Одеяло, шумно разворачиваясь.
— Сейчас будет опять на троих делить, если второй ярус проломишь, — сказала ему Ира снизу.
Все улеглись, вожделенная тишина, спать.
'Don't worry, be happy!'
— О-о-о-о, как болит голова! — простонала я. — Как с великого бодуна!
Мы с Ирой встали и ушли умываться, поплескались, взбодрились и вернулись в комнату.
— Мальчики, встали и вышли. Мы койки будем раздевать! — громко сказала Ира.
Эстонцы проснулись, посмотрели на нас и улеглись обратно. Ира растолкала Одеяло и согнала его с кровати. Парень отчаянно зевал, и вообще засыпал на ходу. Подушка так и лежал.
— Вот что значит дисциплина! — сказала я, хваля Одеяло.
— Что же вы с Подушкой ночью делали, что он сейчас даже встать не может? — ехидно спросила Ира.
— Не поверишь! Спали! — ответила я.
— О-ох, ой-ой-ой, — простонал Одеяло и плюхнулся на кровать теперь уже нижнего яруса.
— Одеял, не помогает. Только хуже будет!
Парень зарылся в подушку и резко провел рукой по свое шее.
— Помочь? — спросила я.
— Не надо, — глухо отозвался он.
— Помочь Подушке встать? — спросила у меня Ира и не дожидаясь ответа пошла к Подушке. — РОТА, ПОДЪЕМ!
— А что?
— Ох, эстонцы, — вздохнула Ира.
— Что она сказала?
— Рота, подъем! — почетче повторила я.
Подушка изобразил жестом, что отделил от себя рот, поднял его и передал Ире. Н-да, спросонья Подушка с падежами и родами, да и вообще с русским, не дружит!
Мы все втроем покрепче ухватились за простыню. Э-эй, ухнем! Взяли!
— У-а-а! — заорал Подушка, вцепляясь в кровать.
Мы думали, что заберем с собой все, что есть на кровати. Но нет, нам досталась только вожделенная простыня.
Вскоре мы собрали весь постельный гарнитур и сдали его. Вроде без происшествий! Потом собрали вещи, дотащили кое-как их до камеры хранения и переоделись в свою одежду.
Мы стояли возле камеры хранения и смотрели на эстонских друзей, с которыми нам предстояло проститься. Оба сонно хлопали глазами, зевали и выглядели весьма невыспавшимися (и немудрено). Подушка был в рубашке и джинсах, а вот шнурки к этому моменту он уже потерял, и косички на волосах расплелись, явив собой живописные локоны. А ничего, ему с волнистыми тоже идет. На лбу красовался Ирин автограф золотистой подводкой с мелкими звездочками, которые он никак не мог стереть, и теперь размазал по лицу, ресницы хранили на себе Ирину же тушь и резко контрастировали с его светлыми бровями и волосами. На Одеяле красовались его любимая оранжевая футболка и неизменные джинсы, а вот все наши старания он смыл (нехороший, однако), и теперь был с обыкновенными распущенными прямыми волосами и бледным лицом. Зачем смыл? С косметикой хоть не так уныло смотрелся!
— Ну, счастливо вам оставаться. Тормозите и дальше, и без нас не скучайте! Глядишь, и отоспитесь! — напутствовали мы своих парней, махнули им ручкой и влезли в автобус.
Домой!!!
Прощай, Артек! И мы все, побитые и больные, едем из детского лагеря. У кого голоса нет, у кого коленки ободраны, кто не выспался.
Да будет нам весело!
З.Ы.
Когда мы доехали-таки до родного вокзала, то по всему поезду (а мы были разбросаны по всем вагонам) разнеслось победное 'МЫ ТОРМОЗИМ!'. И тут мы поняли! Тормозить-то мы начали, когда ехали на Украину!
З.З.Ы.
Связь с прибалтийскими народами поддерживается и по сей день.
Примечание рассказчика:
Скорее всего тормозили, они из-за языкового барьера и сленга, ну и еще немножечко из-за того, что парни…
