привыкла. А как же иначе, если медсестра Азарова и занималась тем, что сперму принимала? Конечно, два года назад, когда профессор Гурьев только начал эксперименты по искусственному оплодотворению, она очень смущалась, принимая из рук доноров баночки с мутноватой жидкостью, но теперь перестала. Чего смущаться? Ведь все естественно. Тем более что мужчины, передающие ей свое сокровище, робеют и тушуются еще больше, чем она.
– Ну так что? – не унимался парень. – Не подскажете?
– Подскажу, – успокоила его Галя, подталкивая богатыря к дверям института. – Сначала идите в гардероб и в регистратуру, затем в двадцать шестой кабинет на прием к врачу, потом на анализ в лабораторию...
– Так долго? – Парень ошарашенно замер. – Мне некогда, я на лекцию опаздываю...
Галя строго глянула на красавчика.
– А вы думали, все быстро делается? Кончил в банку, и готово?
– Ну да, – бесхитростно улыбнулся парень.
– Вас в институт... Где вы, кстати, учитесь?
– В МГУ.
– Вас в МГУ без медицинской справки не принимают, а вы хотите...
– Понял, понял, – смиренно заверил студент. – Сделаю, как скажете. А гранит науки завтра догрызу.
Тут Галя расхохоталась и, пожелав ему удачи, направилась к лестнице на второй этаж.
– А к кому мне потом? – выкрикнул он ей вслед.
– Ко мне, – весело ответила Галя, скрываясь за дверью.
Первую половину дня она просидела, как на иголках. Все ждала, когда откроется дверь и в проеме покажется розовощекая синеглазая физиономия. К обеду наконец дождалась. Только не самого красавца- парня, а его досье. «Ну что ж, – подумала Галя, – почитаем». И почитала.
Оказалось, что зовут студента Федором Евгеньевичем Брагиным. Годков ему двадцать, проживает в Москве с рождения и учится на третьем курсе МГУ. Дальше из досье явствовало, что гражданин Брагин отличался прекрасным здоровьем (в детстве и то ничем не болел), хорошим набором генов (ни одного душевнобольного в роду припомнить не мог) и завидной родословной (папа профессор, дед академик). Короче, парень был идеальным кандидатом на роль анонимного отца какой-нибудь мужененавистницы, лесбиянки, уродины или просто отчаявшейся женщины.
Галя отложила досье в сторону. Потянулась, хрустнув суставами. Встала из-за стола и в раздумьях подошла к окну. Интересно, зачем столь блестящему молодому человеку понадобилось сдавать сперму? Из страха перед демографическим кризисом? Или его обуревает навязчивое желание осеменить все человечество? Чушь. Для этого Федор еще слишком юн и нормален (спасибо психически здоровым предкам, академикам и профессорам). Значит, ради денег. Но и это странно. Неужели в здоровой профессорско- академической семье Брагиных не принято выдавать детишкам деньги на карманные расходы?
Именно этот вопрос Галя и задала Федору, когда тот материализовался на пороге ее кабинета.
– Мало дают, мне не хватает, – доверительно сообщил он, выслушав вопрос любопытной медсестры.
– А стипендия?
– И ее не хватает. Хоть она у меня и повышенная.
– На что же вы, Федор Евгеньевич, деньги-то тратите? – удивилась Галя.
– На вас, на баб-с, – выдал юный транжира и лучезарно улыбнулся, нисколько не устыдившись своего сомнительного каламбура.
– Ясно, – кивнула Галя, посерьезнев.
Потом, так же серьезно, выдала ему баночку и отвела в комнату с мягким диваном.
– Располагайтесь. Когда закончите, позвоните. – Галя указала на кнопку у изголовья дивана и направилась к двери.
– А вы? – воскликнул он, ринувшись за ней.
– Я буду у себя.
– А я думал, что вы останетесь...
– Здесь не публичный дом, молодой человек, а медицинское научно-исследовательское учреждение, – сухо отбрила наглеца Галя и, не оборачиваясь, вышла.
Отстрелялся гражданин Брагин довольно быстро. Уже через десять минут Галя держала в руке баночку с мутноватой жидкостью, похожей на плохо разведенный клейстер. Спустя еще десять она наблюдала через окно, как красавец-донор покидает здание института, резво перемахивая сразу через две ступеньки.
А через следующие десять минут она приняла решение.
Главное в своей жизни.
И девять месяцев спустя Галя Азарова родила здоровенькую девочку. С русыми волосами, синими глазами, пухлыми румяными щечками. Назвала она дочку Алиной и дала ей свою фамилию.
4
Алина осталась в кухне одна. Девушка не раскаивалась в своих словах, потому что давно хотела высказать матери все. Ведь сколько она себя помнила, постоянно слышала от нее одно и то же – я все тебе отдала, всем пожертвовала... И Алина, помнится, вечно с детства страдала от чувства вины, мечтая о том дне, когда в их квартире появится какой-нибудь добрый дядя, который полюбит маму, оденет ее, обует, сводит в ресторан, а Алине купит хорошую ракетку. Но дядя все не появлялся, зато вместо него к ним однажды заглянула мамина сестра, которая пожелала взять на себя обязанности мифического благодетеля, то есть помочь материально. И каково же было Алинино изумление, когда она услышала, что мама от тети Розиной помощи брезгливо отказалась.
Вот с того дня Алина маму жалеть перестала. А как бы здорово было, согласись та тогда на предложение «почелночить» вместе с Розой. Глядишь, к сегодняшнему дню и у них было бы три машины. И не пришлось бы Алине продавать свою невинность богатому уроду. Она подарила бы ее какому-нибудь сказочному принцу. Или дипломату. А потом вышла бы за него замуж и уехала в Лондон...
Однако пока дела обстоят так, что о Лондонах нечего и мечтать. А надо собирать волю в кулак, много тренироваться, мало есть, принимать витамины, опять тренироваться и идти к своей цели напролом.
На тренировку Алина приехала вовремя. Успела даже потрепаться с девчонками волейболистками, которые недавно вернулись из Швеции, и позволить влюбленному легкоатлету погладить свое бедро. Она хотела еще выдать ему авансом страстный поцелуй, но побоялась, что увлечется и забудет о времени. А опаздывать, раздражая тем самым тренершу, было опасно. Тем более теперь, когда у той новая фаворитка.
Кстати, о фаворитках. Сногсшибательная Снежана пока еще не явила обществу свой божественный лик. Вчера, как ни ждала ее Маргарита, Ганина так и не пришла, нанеся своим прогулом больной удар по самолюбию тренерши. Вот уж Алина позлорадствовала!
Когда она вошла в раздевалку, там стоял невообразимый гвалт. Две полуобнаженные девицы яростно спорили, перебивая друг друга на полуслове. Суть спора Алина уловила не сразу.
– А я тебе говорю, это была она! – горячилась одна из девушек. – Больше некому!
– Ты че? Девица же выглядит от силы на двенадцать! – протестовала другая, впопыхах напяливая на худющее тело белый свитерок.
– А ты выглядишь на тридцать, но это ни о чем не говорит...
– Я на тридцать? – возмутилась худая. – Да я...
Тут Алина посчитала нужным вмешаться:
– О чем базарим, девочки?
– А? – обернулась на оклик одна из спорщиц. Увидев Алину, чуть злорадно улыбнулась и доложила: – Маргарита привела новенькую.
– Ту самую Ганину, надежду российского тенниса, – добавила вторая не менее злорадно.
– Смотри, Азарова, вытеснит тебя эта Снежана из Маргошиного сердца, – съязвила худая. – Не видать тебе тогда участия в «Кубке Москвы».
– Дура ты костлявая, – беззлобно огрызнулась Алина и, криво усмехнувшись, начала переодеваться.
