– А он женится на ней?
Вулкан по-прежнему увлеченно работал кистью и в ответ на ее вопрос лишь философски пожал плечами.
– Надеюсь, что нет. Возиться с детьми она могла бы и здесь, в деревне.
– Судя по твоим словам, – заметила Астара, – догадываюсь, что ты не считаешь семейную жизнь привлекательной.
– Она стесняет обоих – и мужчину, и женщину.
– Какова же альтернатива?
– Быть свободным, бродить по свету, познавать жизнь, развивать свой разум и восприятие. Впрочем, тебе этого, разумеется, не понять.
– Ты уверен, я предпочту другое – быть связанной множеством детей и сидеть дома.
Бросив на нее взгляд, он резко сказал:
– Выше подбородок! Гляди вверх, как могла смотреть на небеса Персефона!
– В поисках света? – спокойно поинтересовалась Астара.
– Разумеется! Как будто греки делали когда-нибудь что-либо еще!
Немного помолчав, он заговорил снова, как бы сам для себя, и процитировал:
– «Когда Аполлон разливал по небу сверкающую миллионами огней зарницу, он исцелял все, к чему бы ни прикасался, и изгонял силы тьмы».
У Астары перехватило дыхание. Именно это она испытывала, когда жила в Греции с отцом и матерью в тот последний год, незадолго до их гибели. Ей был знаком этот свет, не походивший ни на какой другой в мире, и, хотя ей было сложно облечь свои ощущения в слова, ей все время казалось, что Аполлон постоянно находился там, рядом с ней. Она обнаруживала его во всем, что видела: в морских волнах, в рыбе, бьющейся в сетях, в сверкающих глазах греков и даже в голых скалах, грозно высившихся над долинами. Этот свет, казалось, кристаллизовался и становился более интенсивным, чистым, одухотворенным, чем всякий другой, какой ей приходилось наблюдать.
Вслух же она спросила:
– Зачем ты пишешь эту картину?
– Для книги, – кратко ответил Вулкан.
– Для какой книги? Ты сам ее написал?
– Разумеется!
– О чем же она?
– Сомневаюсь, что тебе это интересно.
– Мне очень интересно.
Он снова поглядел на нее.
– Ты само совершенство! Я готов пасть к твоим ногам и принести тебе жертву – тебе или тому высшему существу, которое ниспослало тебя сюда, потому что ты именно такая, какая мне и требовалась.
– Я рада, что смогла быть настолько… полезной.
– Полезной! – воскликнул он. – Это слово ничего не объясняет! Я был в отчаянии и не знал, удастся ли мне вовремя закончить картину. Но теперь ты здесь, и я закончу ее к нужному сроку. Вот только не знаю, как мне выразить свою благодарность.
– А что за срок? – осведомилась Астара.
– День публикации.
– Я спросила тебя, о чем книга.
Он улыбнулся, и ей показалось, что его лицо немного смягчилось.
Она решила, что лицо его было на самом деле суровым – лицо человека, перенесшего немало тяжелых испытаний, но не сдавшегося и сильного духом. Тогда она напомнила себе, что, по словам сэра Родерика, Вулкан был обычным бездельником, бродившим по земле без всякой осмысленной цели. Ее не удивляло, что сэр Родерик, всегда уходивший с головой в любое занятие, за что бы он ни брался, подстрекаемый честолюбием, презирал всякого, кого мог заподозрить в лени и праздности.
– Мне очень хочется узнать, о чем рассказывается в твоей книге, – настаивала Астара, -тем более после твоих слов о том, что я оказалась так… полезна.
– Ты мне необычайно помогла, и позволь сообщить, что в настоящий момент ты участвуешь в элевсинской мистерии.
Астара улыбнулась. Именно это она и ожидала услышать.
Отец рассказывал ей про величественные церемонии, проходившие в Элевсине, неподалеку от Афин: со всех концов света стекались туда люди, чтобы присутствовать при совершении мистерий в храме. Желающие пройти обряд инициации собирались под Акрополем у Двойных ворот, чтобы проделать четырнадцатимильный поход по Священной дороге. Они наряжались в пурпурные мантии, увенчивали чело ветками мирта, а в руках несли длинные ветки фенхеля. Кульминация длинной и утомительной церемонии наступала с появлением Персефоны, державшей пучок колосьев, как держат ребенка.
Проходивших инициацию держали в темноте, символизировавшей подземный мир, и они едва не глохли от звуков льющейся воды, грома музыки и других шумов, которые должны были привести их в состояние эмоционального подъема и сделать восприимчивыми к завершающей мистерии. Их хватали
