фрукт в руку. Индикатор на перстне светился «съедобно». На вкус это была помесь морковки с яблоком, есть можно, но я почему-то вспомнил, как мы с Васей и капитаном ходили на турнепс.
Я жевал фрукт и смотрел, как, пригладив редкие усишки, разбредались нимзияне, а кое-кто, не отходя от кучи, заваливался спать. Мой кибертолмач сигналил, что готов к работе и дает мне возможность для примитивного диалога.
— Чего дальше делать будем? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Тунга яс, — ответил уходящий мужик, и толмач тут же перевел: «работать надо». Я пошел рядом, и в моей голове постепенно зарождалось понимание. Ясно, что эти кругляки отнюдь не ядра, на Нимзе, слава богу, то ли пока не стреляют, то ли уже дострелялись. Мне эти хождения стали надоедать, и я допытывался: куда это мы идем и зачем? Мужик бормотал что-то непонятное.
В переходе посветлело, в ноздри шибанула жуткая, ни с чем не сравнимая вонь, и сразу открылась пещера. Я застыл потрясенный. Ручаюсь, ни один землянин ничего подобного и представить не мог в самом горячечном бреду. Тысячи пищащих и щелкающих тварей кишели на полу необозримой пещеры, а ближайшие тянулись к нам, раскрывая зубастые пасти детенышей с желтой окантовкой. Детский сад в аду. И ничего не менялось от того, что самый большой детеныш с толстым метровым хвостом был мне по пояс, а самый маленький и еще беззубый — по колено. Все равно — это был динозаврий инкубатор, совмещенный с детским садом. Вон мужики, ходят среди детенышей и бросают им в пасти куски притухшего мяса. Кучи небрежно рваных громадных кусков лежали в беспорядке по всей пещере. Такой кусок в горло детенышу не пролезет, и мой ведущий, кряхтя, отрывал от полутуши мелкие куски и все совал, совал их в отверстые пасти. Меня подташнивало не только от гнусного запаха, но и от вида слизи на руках и животе нимзиянина.
— Тунга яс, — пробурчал он, тыкая перстом в плохо ободранную тушу неизвестного зверя. — Согута тунга ци ням-ням.
«Кто не работает, тот не ест» — перевел толмач. Я задумался. Где-то я уже слышал это звонкое изречение. А может, в свете этого высказывания таскать чужие яйца и кормить чужих детенышей — это и есть работа. В гробу я ее такую видал. Работа на себя не требует лозунгового оформления. И, при всем моем гуманизме, динозавры — большие и маленькие — никаких симпатий у меня не вызывали. Нет, против я ничего не имел, пусть живут, но способствовать размножению… И мне почему-то вспомнились находки динозавровых яиц в пустыне Гоби. Одиночных яиц не находили, только коллективные, так сказать, кладки. Причем яйца лежали так густо, что человеку между ними не пройти, не то что динозавру. Поневоле призадумаешься.
Надо полагать, я никогда не узнаю, кто меня похитил, но технология процесса мне стала ясна. Кто-то несет, точнее, откладывает яйцо прямо в ту самую дыру, в трубу, по которой меня спустили скользом в пещеру. Представляю очередь динозавров и скандалы — кому сейчас нести. Яйцо шлепается на подстилку, здесь его подхватывает нимзиянин, человек, между прочим, хотя, на мой взгляд, излишне волосатый. Подхватывает и уносит в теплую пещеру, собственно инкубатор, где оно доходит до кондиции. А когда птенец, или как там его назвать, не знаю, начинает изнутри подавать сигналы, яйцо перемещают теперь уже в, гм, операционную, где ему помогают разломать толстенную скорлупу: обломки такой скорлупы, пригодные для мощения площадей, усыпали полы пещер и переходов. Новорожденного динозавра относят в детскую, куда сверху сбрасывают мясо для кормежки. Понятно, сам динозавр — скотина грубая, колючая, в броне и зубах, ему повредить младенца ничего не стоит. Есть ли кто более подходящий на роль няньки, чем человек? И динозавры, в заботе о благополучии потомства, приспособили нимзиянина к этому делу. Чтобы додуматься до такой простой мысли, много ума не надо. Сумели же земные коты поставить себе на службу так называемого хозяина. Человека, между прочим, маловолосатого и большелобого.
— Тунга яс! — Нимзиянин толкал меня в плечо немытой ладонью.
— Усохни, яйценосец! — ответил я и пошел вдоль пещеры, переступая через малышей и наступая на чьи-то хвосты. Мне надо было найти выход из пещеры, ведь как-то выходят подросшие ящеры! Фильтр на шлеме немного скрадывал запах, но все равно меня мутило.
Приглядевшись, я заметил, что по мере моего продвижения возраст и размеры детенышей увеличились. Я встретил целую бригаду нимзиян, отгонявших тех, кто постарше, к другому концу пещеры. Там молодые ящеры уже кормились сами, разрывали туши на куски и заглатывали их не жуя. Людей, правда, вооруженных палками, они почему-то слушались. Выхода я не нашел, обнаружил только большие отверстия в своде на пятиметровой высоте. Видимо, для вентиляции, но через них и солнце заглядывало. Ничего, разберусь помаленьку.
В шлеме послышался озабоченный голос капитана:
— Лев, уже сутки от тебя ни слова.
— Не поверите, капитан, меня трахнули головой о камень, и я сижу в пещере, где меня обратили в рабство на динозавровом инкубаторе.
— Инкубаторе, — мурлыкнул капитан. — Какая прелесть.
— С познавательной точки зрения…
— Только с нее, конечно. Я вижу, ты оклемался. Давай дальше познавай…
— Капитан, как там Вася?
— Васю тоже в плен взяли.
— Динозавры?
— Если бы, — непонятно сказал капитан и отключился.
В общем, причин для тревоги не было. Ну украли, ну взяли в плен, может, на Нимзе так принято, может, здесь такие обычаи? И нечего горячку пороть, на то и поиск, чтобы попадать в дурацкие положения. Так думал я, исследуя цепочку пещер в поисках выхода или общежития, что ли. Места, где мужики отдыхают, спят, смывают с себя жир и пот. Выхода не нашел, а сравнительно населенное место обнаружил. С костром из сухих веток и с нимзиянами, сидящими на корточках вокруг него. Числом пятнадцать. На палках у них были насажены кусочки мяса, и каждый держал свой кусок над костром. Мясо, собственно, не жарилось, а обугливалось в коптящем пламени. И тут неожиданно разрешился давно мучающий меня вопрос: а кто этим всем командует? Кто следит, чтобы яйца вовремя перемещались, чтобы динозаврьи дети были накормлены и чтобы, наконец, детская пещера не переполнялась воспитанниками? От костра поднялся мужик и, неся перед собой прут с куском, подал его начальнику, а лежал он в сторонке на боку, и я его сначала не заметил. Начальник взял прут вместе с куском. Другой рукой он чесал чресла, и это расположило меня к нему: мог и приказать, а ведь чесал сам!
Я подошел поближе, и между нами состоялся разговор; нимзиянскую сторону представлял мой кибертолмач, и если что не так, то это на его совести.
— Мне сказали, ты отказываешься работать? — Зубы у него были желтые, широкие и росли наружу. Кусал он, не сняв куска с прута.
— Я отказываюсь яйца носить. И вообще, мне здесь не нравится.
— Не будешь носить, не дадим ням-ням. И вообще, обнажи голову, сними с себя шкуру и отдай ее мне. Видимо, ты не здешний, да?
Он страшно удивился, что я не снял шлема и скафандра, с виду напоминающего куртку и штаны. Но мне без них нельзя. Повторять начальник не стал. Он просто велел меня раздеть. Позже я узнал, что и Васю тоже пытались оголить.
Мне стало смешно, когда на мне повисли четыре нимзиянина. Они безуспешно тормошили меня и кряхтели. Ну, не заниматься же мне перевоспитанием взрослых мужиков. Я стряхнул их.
— Где здесь выход, я спрашиваю?
Сзади меня стукнули палкой по шлему, но после удара яйцом я уже больше ничего не боялся. Я вроде не спешил, но успел перехватить руку с занесенной вторично палкой, поднял нимзиянина и положил рядом с начальником. Оба со страхом смотрели на меня, неуязвимого.
— Отсюда нет выхода.
— Как это? Яйца все прибывают, а количество детенышей не возрастает. Ты же видишь, со мной вам не справиться. Говори правду.
— Выхода нет. А детеныши выкарабкиваются… — Так перевел толмач. Выкарабкиваются, значит. Ладно, это увижу — как и куда они выкарабкиваются. Я отошел в сторонку, нашел местечко почище и лег, включив малую защиту. Начальник меня больше не интересовал, тоже мне, философ пещерный: не дам
