В комнате не было никого. Позолоченные часы с трогательным оптимизмом показывали девять часов – утра или вечера, неизвестно. Размышления Риккардо были прерваны появлением девушки-мулатки, принесшей поднос со стаканом щербета и несвежими на вид пирожными, украшенными белой и розовой глазурью и бумажными полумесяцами.
«Опять ждать!» – со вздохом подумал Риккардо. Осторожно сбросив атласные туфли, он сел на диван, и веки его тотчас стали смыкаться. Усилием воли он открыл глаза. Но ненадолго. Усталость взяла свое, и под монотонный стук маятника часов он заснул глубоким сном. Голова его откинулась на подушки дивана.
Прошел час, и в комнату усталым шагом вошла женщина, вся закрытая тяжелым покрывалом. Она удивленно оглядела комнату, и глаза ее остановились на спящем.
– Смотри! – воскликнула она, едва сдерживая смех.
Потом подошла на цыпочках, медленно, чтобы не зазвенели запястья, откинула покрывало и не то насмешливо, не то нежно смотрела на Риккардо. Молодой сицилиец спал глубоким сном; под глазами залегли тени, щеки побледнели от усталости.
– Бедное дитя, – прошептала она по-арабски и, нагнувшись, слегка погладила его по щеке.
Потом материнским движением укрыла его ковриком и потушила лампу.
После этого она на цыпочках вышла из комнаты и забрала с собой тяжелый хаик. Мрак и тишина водворились в доме.
ГЛАВА VII
Риккардо проснулся. Сквозь открытую дверь солнце ударяло ему прямо в глаза, а возле дивана стояла кофейного цвета девушка-мулатка, которая видимо, забавлялась, улыбаясь во весь свой рот и показывая два ряда безукоризненно белых зубов.
– Вы спите! – воскликнула она на ломаном французском языке и звонко рассмеялась.
Спорить против этого не приходилось.
– Святой боже! Который час?
Она покачала головой. Ее познания во французском языке были очень ограничены. Его расстроенный вид вызвал новый взрыв хохота. Нахохотавшись вдоволь, она сказала:
– Мадам, вы спите! – Эти слова она, очевидно, твердо заучила.
«Мадам? Неужто Мабрука?» Девушка взялась за щетку и попыталась привести в некоторый порядок неряшливую комнату.
Голова у нее была повязана шелковым платком; поверх темной юбки и безрукавки надета зеленая бархатная, обшитая потускневшей золотой бахромой зуавка, вроде тех, что носят цирковые девицы. Каждый раз, когда она встречалась с Риккардо глазами, а случалось это очень часто, она прыскала со смеху. Но вдруг, бросив щетку, выбежала из комнаты. Риккардо решил поискать кого-нибудь, кто мог бы доставить записку в отель, и у самого выхода налетел на рослого негра, который тотчас вскочил на ноги и загородил ему дорогу. Риккардо ничего не оставалось, как повернуть вспять. Итак, он в плену. Не успел он осознать создавшееся положение, как раздались легкие шаги и в дверях остановилась вся залитая солнцем женщина, в черном керуанском хаике, падающем прямыми складками, – скорбная фигура с какой-нибудь греческой урны. Инстинкт подсказал ему, что это Мабрука. Наконец-то!
Она стояла молча, но он угадывал улыбку под тяжелым покрывалом.
– Мабрука!
Она подошла ближе и протянула ему две маленькие ручки.
– Рик-кар-до! – все также мило запинаясь, сказала она.
Он схватил ее маленькие ручки, и от ее близости, и от запаха ее духов сердце бешено забилось.
– Мой малыш! Я рада этой встрече. – Она повернулась к двери, задернула холщовую занавесь и взяла его руки в свои.
– Забыл Мабруку, да? За последние дни?
– Не мог бы забыть даже при желании.
Она усадила его рядом с собой на диван.
– А ночью какой ты был сонный! Я нагибаюсь – так! Я целую – так! – Она чмокнула губами. – А ты все спишь! Но как?! Как мертвый!
– До чего глупо! Я несколько ночей не ложился, и меня вдруг разобрало, когда я прилег на твой диван.
– Ах, бедный мальчик! Все из-за любви!
– Из-за тревоги…
– Тревоги?
– О моей кузине… Ты, наверное, слышала…
– Да, да, милый…
Он вынул и положил ей на колени ее записку.
– Сейчас мне нужна твоя помощь! Отчаянно нужна.
Она отпустила его руки и покачала на носке красную сафьяновую туфельку. Он быстро передал подробности исчезновения Аннунциаты.
Она выслушала молча.
– И вот я пришел к тебе, – закончил он. – Ты обещала мне свою помощь.
– Тебе, да. И я предостерегала тебя. Но какое это имеет отношение к твоей кузине? – уклончиво спросила она.
– Самое тесное. Ты знаешь, кто виновник похищения, – заявил он на всякий случай.
Она коротко рассмеялась и отодвинулась от него.
– Я знаю? Ты с ума сошел?
– Ну, косвенный виновник, если хочешь.
Она сделала нетерпеливое движение.
– Вздор какой! Какое мне дело до возлюбленных других женщин. Она с возлюбленным ушла: оба созрели для любви, а луна была на ущербе.
Хотя в нем и текла кровь ревнивых сицилийцев, Риккардо только пожал плечами:
– Это глупая ложь, Мабрука.
Она круто повернулась к нему и сердито замахала руками. Но тотчас же опустила руки и заговорила совсем другим, мягким и жалостливым тоном.
– Ты чуть не вывел меня из себя. Бедный мальчик, как мог ты предположить, что я в состоянии чем- нибудь помочь тебе в этом деле! Она или убежала или украдена. Выяснится в свое время. Искать ее раньше – все равно, что искать утерянный алмаз среди песков пустыни. Она ближе придвинулась к нему. – Видишь ли, милый, – ласково заговорив она, – только один человек может помочь, он так могуществен, что у него есть уши в каждой улице, в каждом городе.
– Кто это?
– Си-Измаил, – шепнула она.
– О да, я знаю! Но он за свою помощь потребует то, чего я не могу обещать.
– Риккардо, дорогой, это безрассудно.
– Мабрука! Ты знаешь так же, как и я, что Си-Измаил спрятал ее, чтобы заставить меня пойти на его предложение!
– Да будь же благоразумен, милый, – уговаривала она его, как капризного ребенка, – я люблю тебя, ты знаешь. Я не хочу, чтобы ты шел на ненужный риск. Недавно тебе угрожала опасность, и это я – Мабрука – отвела ее. Я сказала: «Подожди, дай ему образумиться. Мало ли что может случиться, что заставит его призадуматься!..»
– Так значит, ты в заговоре против меня! И для того, чтобы «заставить меня образумиться», вы принесли в жертву беззащитную девушку!
– Откуда ты это взял? Я лишь хочу убедить тебя, что я твой друг! – Последние слова прозвучали
