Ученик медленно размешал настой, добавляя к травам немного меда с высокогорных лугов. Эта чашка была третьей по счету, а меня все еще колотило.
— Лале… А почему вы боитесь покидать дворец? Ну, положим, даже не дворец, а город — на ярмарку-то мы с вами каждую осень ходим.
Я хрипло хохотнула. Голос потихоньку, полегоньку возвращался, но до сносного — хотя бы! — самочувствия мне было еще ох, как далеко.
— Еще бы не ходить, Мило. Надо же праздновать годовщину твоего воистину геройского спасения из «вороньей клетки»! А что же касается путешествий, дорогой мой… Скажу тебе откровенно… да, долей еще кипятку… И меду, милый… Хватит, хватит… Скажу тебе откровенно: я страшусь подцепить среди дорожной пыли ужасный недуг, который лишил меня наставника.
— Недуг? — Мило заботливо подоткнул плед со всех сторон. Шерсть не столько грела, сколько создавала уют. Как и чашка с чаем в руках. Как и затейливо мерцающие угли в очаге… Ах, Ваше величество… Ну и подлость вы сделали.
— Наикошмарнейший и неизлечимый, — вздохнула я. — Он зовется «бродяжничество». Или «ветер дорог». Тяга к странствиям, проще говоря.
Ученик, кажется, порядком удивился.
— Леди, — он осторожно присел рядом со мною. И я вдруг подумала, что темно-красный его сюртук, и нелепые трехцветные пряди, и карие, в фиолетовый отлив глаза греют гораздо сильнее чашки с настоем и шерстяного пледа. — Объясните мне, глупому, что ужасного в желании путешествовать?
Я высвободила одну руку из теплого кокона, чтобы потрепать мальчишку по волосам. Мило послушно лег, устроив голову у меня на коленях. Как котенок… Раньше это было прелестно. Доверчивый ребенок, доверчивый зверек… С каких пор это стало выглядеть нелепо? С каких пор Мило… вырос?
— Мило, знаешь ли ты, как я потеряла Холо? Он просто ушел. Не смог оставаться в одном- единственном мире, раз вкусив свободы и горького меда странничьей доли.
— Мило… Тебе не страшно, что я уйду? Что брошу тебя?
Ученик только рассмеялся, обхватив руками мою коленку.
— Нет, госпожа, — поднял он на меня сияющие глаза. — Нисколько не страшно. Мы ведь уйдем вместе, верно? Разве я отпущу вас одну?
Сердце, еще мгновение назад глухо колотившееся, как раскаленный камень, затрепыхалось радостной птицей.
Проснулась я глубокой ночью, с трезвой головой и мучительным чувством стыда. Правду говорил Холо, что Лале — избалованная, скверная девчонка. И как только Ее величество меня терпит! Тирле ведь неспроста такой приказ отдала. Двух кошек в одно лукошко усадила: и Мило уберечь, и еще одну ниточку потянуть — авось на ее конце тайна Прилива окажется! А я из-за глупых страхов своих чуть со всеми не разругалась. И ведь не чужие люди, а карты — родные, можно сказать.
Ох, утром, до выхода, непременно наведаюсь к королеве. Не получится лично извиниться — письмецо какое-нибудь оставлю. Хватит мне уже себя вести, подобно несмышленому ребенку. В последние месяцы словно опять безумие накатывает, как после ухода Холо. Плачу по всякому поводу, людей обижаю, беспечной становлюсь, дальше носа собственного не вижу… Ох, не узнать Лале — мудрую, коварную шутовку. А от веселой приютской девчонки и вовсе ни песчинки не осталось.
Извинюсь, решено!
Успокоив такими мыслями жестокую совесть, я зевнула и перевернулась на другой бок.
На одеяле что-то странно зашуршало.
Обмирая от испуга и честя себя, трусиху такую, во все корки, я вытянула руки, вслепую шаря по ложу. От того, что мне примерещилось, впору было на помощь звать… Вся моя постель, кроме подушки, оказалась засыпанной толстым слоем листьев.
Я глубоко вдохнула, пытаясь различить запах зелени. Нет, ничего. Будто чудится.
Может, все-таки кликнуть Мило?
— Вижу, вы проснулись, леди? — прозвучал негромкий низкий голос.
— Кирим-Шайю? — от удивления я даже пугаться раздумала. Нет, «спасатель» здесь точно будет лишним… — Что привело вас… сюда?
В темноте сверкнули две искры — синяя и желто-красная.
— Ответный визит, полагаю, Лале.
Зашуршали листья, и ложе прогнулось от тяжести чужого тела. Вот теперь разлился в воздухе тот самый запах — осенний. Сухая трава, земля и дождь. Сердце вновь забилось бешено, но уже не от страха…
— И какова же… цель… визита?… — как и в прошлый раз, подобрать слова было неимоверно трудно, будто бы каждое слово весило с добрую лошадь.
— Хм… Вероятно, прощание. Ведь вы уезжаете, Лале? — Кирим, оставаясь невидимкой, наклонился совсем близко. Горячее дыхание опалило мне висок.
— Ненадолго… — из последних сил соврала я. — Надо поместье… проверить… — воздуха стало не хватать. — Каждый год с Мило ездим… И в этот непременно… надо… необходимо…
— Что же вы дрожите, Лале? — вкрадчиво спросил Незнакомец. — Вам холодно?
— Жарко, — ответила я совершенно искренне. Да что же это со мной творится такое?! Словно не властна уже над собою… Я схожу с ума? Нет, пора прекращать этот цирк! В конце концов, неприлично лорду находиться ночью в спальне у леди, пусть бы даже и для разговора.
— Почему? — он провел, кажется, рукою по простыням, сгребая листья в кучу. Шелест отозвался мурашками у меня по спине. О, кто-нибудь, да спасите же беспомощную леди!
— Мило! — крикнула я, сбрасывая чары. И в ту же секунду слабость и жар исчезли, как ни бывало.
