взмахиваю руками, ощущая спиной хищную пустоту…
…и падаю в теплые, уютные объятия.
— …Мило? — прошептала я, распахивая ресницы.
Кругом было темно. Небо усыпали сверкающие, как хрустальная крошка, звезды. Шелестел листвою ночной лес. Поодаль, за повозкой, потрескивал костер, выпуская вверх одинокие оранжевые искры, быстро гаснущие на холодном ветру.
— Поймал, — улыбнулся Мило. В неверных отблесках пламени выражение его лица казалось то жадно-голодным, то исполненным трепетной нежности. — Не стоило вам засыпать у края телеги, госпожа. Говорят, что тот, кто дремлет на грани, неважно на какой, рискует позабыть дорогу в явный мир.
— Охотно верю, — я зябко передернула плечами, против воли склоняя голову к теплому, надежному плечу Мило. Ткань дорожного плаща пахла не пылью и не солью, а медом и земляникой — острый, горьковатый и упоительно нежный запах. — Давно мы остановились?
— Всего оборот назад, — успокоил меня ученик. — Вы так сладко спали, что я не решился будить вас…
Я вздернула подбородок, с вызовом глядя в невинные глаза мальчишки:
— Неужто просто сидел рядом и караулил, пока изволю проснуться?
Золотые ресницы дрогнули и застенчиво опустились.
— О, госпожа, — прошептал он так лично, так сокровенно, что по спине пробежали мурашки. — Поверьте, мне никогда не надоедает на вас смотреть… — и словно бы невзначай облизнул губы.
Я не пойми от чего смутилась и отвернулась, стремительно краснея.
— Полно шутить, Мило. Спусти-ка меня на землю. Есть хочется — просто сил нет.
— Как пожелаете, — с едва заметным разочарованием вздохнул ученик, выполняя мою просьбу. Но, оказавшись на твердой земле, вместо радости и облегчения, я почувствовала легкое сожаление. Что это со мною, право? — А касательно утоления голода — к трапезе приступим через малый оборот. Разносолов не обещаю, но пахнет рыбная похлебка весьма аппетитно.
— Сам готовил? — растерянно спросила я, принюхиваясь. Ароматы в воздухе и впрямь витали замечательные.
— Увы, нет, госпожа, — покаянно повесил голову Авантюрин. — Боюсь, мне из сушеной рыбы и горстки овощей такого шикарного кушанья не состряпать. Заботу о наших желудках взяла на себя добрая Сара.
Передо мною живо встал образ хрупкой темноволосой женщины, кутающейся в шерстяной платок даже по летней жаре.
— А, супруга уважаемого Сазо? — вспомнила я имя мужчины, в чью телегу мы напросились попутчиками. Он направлялся к побережью и не прочь был подвезти «бродячих сказителей» за пару серебряных монет.
— О, нет, — задорно расхохотался Мило, и звук этого смеха рассыпался в бархатной темноте мягким серебром. — Сазо — так зовут возницу. А господин, который согласился нас подвезти — уважаемый Менатеру Галька, купец из Дома Песка и Раковин.
— Точно-точно, — обрадовалась я. — А седую женщину из островитян зовут Каре-Ток. Будто камешки стучат!
— Надо же, — неожиданно усмехнулся Мило. — А мне-то думалось, вы не слышали ничего — так старательно уши зажимали всю дорогу.
— О, дорогой мой, совсем ты стыд потерял, — мои слова были исполнены укоризны. — Споришь с наставницей, упрекаешь ее… И как язык поворачивается?
— А меня в детстве ворон в язык клюнул! — не растерялся Авантюрин, и я уже не смогла хорошенько разозлиться после таких слов. Оставалось только посмеяться да рукой махнуть:
— Пойдем уже, остряк… Сядем поближе к костру — что-то я в телеге замерзла.
Мило поклонился церемонно, будто он был во дворце, у трона Ее величества, и с достоинством произнес:
— Прошу, госпожа. Следуйте за мной.
На ночлег купец велел остановиться у небольшой рощицы, чтобы хворосту хватило на всю ночь. Конечно, на телеге под рогожкой имелось несколько связок, но прижимистый, как и все торговцы, Менатеру предпочел не растрачивать запас, а напротив, увеличить его при случае. Чем ближе к морю, тем меньше в округе лесов, а значит, и дров взять будет неоткуда, а в степях у самого побережья хищных тварей даже больше, чем среди могучих сосен и елей Дома Зверей.
— О, госпожа сказительница проснулась! — воскликнул купец, увидев, как я выхожу из-за телеги. — Подходи к огню, милая Лале, садись.
— Благодарю, — скромно склонила голову я и украдкой шепнула ученику: — Лале? Ты открыл им настоящие имена?
— А что в этом плохого, госпожа? — так же тихо ответил он, расстилая передо мной на земле рогожку. — Наши попутчики никогда не бывали севернее Дома Зверей, так что в иноземных именах не разбираются… Разве что в островных. Аристократ, крестьянин — так на слух и не различат. Милош, Рамил, Милоро — довольно распространенные прозванья в южных и восточных землях, и все они сокращаются одинаково — Мило. С виду я вполне сойду за местного жителя, а большего и не требуется. Что же касается вашего имени… — он окинул сидящих у костра быстрым взглядом, но никому до нас дела не было: Сара вытирала тряпицей миски и ложки, купец осторожно снимал с огня готовую похлебку, а старая Каре-Ток, которую согласились подвезти лишь из уважения к ее годам, безучастно смотрела в темноту между деревьями. — Как зовут придворного шута, знают разве что в столице, а попробуй отъехать чуть подальше — и вспомнят вас только как последнюю из рода Опал. Не тревожьтесь, госпожа, — добавил ученик, усаживаясь рядом со мною и протягивая миску для похлебки. — «Если можешь избежать лжи — говори правду, — считают на побережье, — ибо из маленького каждодневного лукавства складывается потом большая беда».
— Мудрые люди, эти побережники, — губы мои изогнулись в улыбке. — Я не тревожусь, Мило, просто спрашиваю, как к тебе обращаться, чтобы впросак не попасть. Да назовись мы хоть самими посланниками Тирле, вряд ли нам поверят. Не похожи на знатных путешественников — так себе господа, то ли менестрели, то ли просто бездельники.
— Ну какие же бездельники! — горячо воскликнул Менатеру, услышав лишь последнее слово. — Ты, Мило, столько хворосту собрал за пол-оборота, что на всю ночь хватит. Да и всю дорогу песнями нас развлекал — и не заметили, как время пролетело. Давай-ка сюда свою миску, Лале… Смотри, не обожгись, милая — похлебка только-только с огня.
— Благодарю… Говорите, всю дорогу развлекал? Значит, теперь моя очередь, — улыбнулась я, принимая полную миску. Сказать по правде, рыбные блюда мне не особенно нравились, но эта густая, ароматная похлебка была на вид столь восхитительна, что в животе заурчало. — Знаю я пару презанятных историй, которые с удовольствием поведаю вам за кружкой травяного настоя…
И тут в моей непутевой голове родилась превосходная идея. Подмигнув Мило — мол, учись, мальчик, — я добавила, словно невзначай:
— Но хлеб сказителя — это легенды и мифы. В южных краях мне прежде бывать не приходилось, в отличие от моего спутника, и поэтому буду счастлива, если услышу какую-нибудь историю о старинных временах в обмен на свой рассказ.
— Справедливо! — согласился купец. Вдалеке от города, от соперников, готовых каждое неосторожное слово повернуть против собрата по торговле, Менатеру оживился, даже помолодел. В свете костра в темно-русых волосах седина стала почти незаметной, карие глаза заблестели, и даже фигура не казалась уже такой полной, обрюзгшей, будто всего за день пути дородный купец похудел. — Но сначала — воздадим должное похлебке, что приготовила моя добрая жена Сара!
— Благодарность ей! — с готовностью подхватила я и встрепенулась: — Постойте, а где возница, уважаемый Сазо?
— Спит в телеге, — успокоил меня торговец. — Ему костер сторожить первому, вот и отдыхает. Не беспокойся, милая Лале, отведай лучше похлебки.
— С удовольствием последую вашему совету.
