— Конечно, — быстро ответил Хинский и коротко рассмеялся. — Сержанты Киселев и Харитонов берегут его, как любимого ребенка.
Короткий тихий гудок прервал его. Хинский сорвал трубку одного из аппаратов, приложил к уху.
— Слушаю.
— Кабель.
— Лопасть.
— Говорит сержант Артемин.
— У аппарата лейтенант Хинский.
— Приехал Киселев, Харитонов и третий… Третий прошел в кабинет.
— Хорошо. Где Синицын?
— В приемной. Я отлучился только для донесения.
— Хорошо. Не забывайте, что вы только для второго. Он тоже скоро должен приехать и пройти в кабинет. Не выпускайте его из виду, пока не узнаете о нем все что можно. Поняли?
— Понял, товарищ лейтенант. Все?
— Все.
Хинский положил трубку на место и протянул руку к телевизефону.
— Внимание! — произнес он срывающимся шепотом. — Включаю…
Экран мягко вспыхнул и засветился розоватым светом. Показалась половина какого-то большого кабинета. Перед письменным столом сидел лицом к зрителям Березин, торопливо пробегая, подписывая и откладывая какие-то бумаги. Против Березина сидел плотный человек с седой головой. Капитан Светлов и Хинский видели только его широкую спину и серебристый затылок.
Не поднимая головы и продолжая работу, Березин закончил фразу:
— …Сейчас придет. У вас ничего нового?
Рупор диктофона в кабинете Хинского подхватил эти слова и голос, в ящичке аппарата что-то тихо зашипело и запечатлело их.
Собеседник Березина достал портсигар и, закуривая папиросу, уселся поудобнее, в профиль к зрителям.
— Это Акимов, — тихо произнес Хинский, не сводя глаз с экрана телевизефона.
Капитан молча кивнул головой.
Помолчав, Акимов ответил:
— Сегодня я узнал, что продукция нашего завода отправляется не в гавань, а на московскую базу, несмотря на наличие точного адреса. Там продукция сплошь проверяется.
Березин с застывшим в руках карандашом испуганно вскинул глаза на Акимова:
— Что вы говорите! Нашли брак?
Послышался стук в дверь, в кабинет вошел высокий человек с полным, одутловатым лицом, с синеватыми мешочками под глазами.
— Гоберти! — тихо воскликнул пораженный капитан Светлов. — Корреспондент Гоберти!
— Это Гоберти? — переспросил Хинский, стремительно наклонившись к экрану. — Я его никогда не видел.
Акимов и Березин привстали, пожимая руку Гоберти.
— Что нового, друзья мои? Как дела? — оживленно спросил корреспондент, бросаясь в кресло против Акимова и вытирая платком морщинистый розовый лоб. — Денек замечательный, даже жарко. Что это вы? — обратился он к Березину. — Как будто взволнованы чем-то…
— Константин Михайлович говорит, что вся продукция его завода отправляется не в гавань, а на городскую базу и там сплошь проверяется, — торопливо проговорил все еще бледный Березин и повторил свой вопрос Акимову: — И что же, нашли там брак? Говорите же!
Рука Гоберти с зажатым в кулаке платком остановилась. Выжидающе смотрели на Акимова маленькие острые глазки.
Акимов отрицательно покачал головой.
— После случая с Денисовой, когда она вмешалась в контроль… помните?.. ни один дефектный болт не выпускается с завода. Да и сами операторы стали придирчивыми.
— Фу, слава богу! — облегченно вздохнул Березин, поправляя очки. — Это очень умно с вашей стороны, Константин Михайлович.
— Просто это опасно, — угрюмо поправил Акимов.
— Да, надо на время воздержаться, — задумчиво сказал Гоберти. — Но самое важное не в этом. Кто распорядился произвести проверку? Это делается без ведома директора? Он ничего об этом не знает?
— По-моему, нет… не знает, — ответил Акимов.
— А вы как узнали?
— Гюнтер случайно услышал разговор двух водителей грузовых машин. Потом проследил.
— Кто же это все-таки распорядился? — продолжал Гоберти. — Это не ВАР, Николай Антонович?
— Не знаю, — пожал плечами Березин. — Я ведь теперь не имею отношения к снабжению. Но все это очень подозрительно. И надо прекратить брак на заводах. Надо сообщить об этом Саратову… Консервы с «Красноармейца» свое дело сделают, хотя и получится много неприятного шума… И довольно, пока довольно. Это очень опасно.
Березин был бледен, глаза просительно смотрели то на Гоберти, то на Акимова, голос срывался.
— Так и надо сделать, — внимательно посмотрев на Березина, проговорил Гоберти. — Вы только не волнуйтесь, Николай Антонович. Я думаю, что эта проверка есть простая предосторожность после случаев на шахтах номер три и номер одиннадцать. Мы попросим Константина Михайловича следить, чтобы больше не было брака на его заводе. А вы, Николай Антонович, сообщите об этом решении Саратову… Все равно его консервы из Арктики уже не вернешь. И узнайте, пожалуйста, в ВАРе, не оттуда ли был приказ о проверке. Хорошо? И на транспорте пусть все идет благополучно. Это вы тоже сделайте, пожалуйста, Николай Антонович. Ну и хорошо. А теперь Иокиш…
— Вы знаете, Эрик Вильямович, что к нему явился новый?.. — спросил Акимов.
— Да Я знаю. Я его, как Коновалова, хотел на шахту отправить… Какую-нибудь из первых, почти готовых. На шахту номер шесть поехал Коновалов, а теперь на какую, Николай Антонович?
— Шахта номер три, Эрик Вильямович, — ответил Березин. — Она почти в такой же стадии готовности, как и шахта номер шесть. Они соревнуются…
— Ну, значит, на шахту номер три. Только как его доставить туда? Можно каким-нибудь ледоколом?
— Трудно будет. Зима ранняя. С острова Рудольфа сообщают, что кругом сплошной лед. Ледокол уходит на днях, и, вероятно, это будет последний рейс. А потом навигация перейдет под воду. Надо подготовить поездку этою человека с первой грузовой подводной лодкой.
— А это когда будет? Нельзя долго держать человека у Иокиша.
— Конечно… Я думаю, лодка пойдет дней через девять.
— Не раньше? Ну, ничего не поделаешь. Теперь о Коновалове. От него никаких известий?
— Он уже на шахте, — ответил Березин.
— Вот молодец! — восхищенно сказал Гоберти. — Значит, он благополучно спасся с «Чапаева»? Что он пишет?
— О себе ничего. Он только прислал мне радиограмму с просьбой ускорить отправку некоторых материалов, в которых очень нуждается шахта. Радиограмму подписали начальник строительства шахты Кундин и заведующий складом Курилин. Для работы на шахте я ему выдал бумаги с этой фамилией.
— Замечательно! А Лавров уехал туда? Вы говорили мне, что после гибели «Чапаева» он собирался на шахту номер шесть?
— Уехал… — с какой-то странной улыбкой сказал Березин. — Три дня назад. А час назад пришла от него радиограмма на имя министра. В шахте катастрофа расплавленная лава прорвалась в тоннель. Один человек уже погиб в ней.
— Не может быть! — с необычайной живостью повернулся Акимов к Березину.
— Ну, это совсем замечательно! — воскликнул Гоберти. — Может быть, шахта провалится ко всем чертям и без Коновалова. Замечательная новость! Ее надо отдать в печать, в радио… Ведь это фурор!