Беатриса написала записку и вручила ее Жаку.
Через полчаса в комнату быстрой, взволнованной походкой вбежал Ренэ Бретвиль.
– Беата, милая Беата! – радостно произнес он… – Вы здесь? Какой приятный сюрприз!
– Я тоже очень рада видеть вас, Ренэ… – начала молодая девушка, во вдруг запнулась и с комическим испугом отступила назад. – Впрочем что это я? Вы ведь теперь стали важным господином, и такая короткость со стороны захудалой провинциалки…
– Не надо говорить так, Беата, – серьезно и просто ответил Ренэ, подходя и целуя руку девушки. – Та неделя, которую мы провели вместе в Бретвиле под угрозой именуемой опасности, скрепила нашу дружбу крепкими узами…
– Друг мой, – перебила его Беата, – я очень рада, что вы остались для меня прежним Ренэ, но к чему вы спешите напомнить мне про свое благодеяние, которого я и так не забыла? Ну да оставим это! Так вот, раз уж вы допускаете, чтобы я, простая мещанка, пользовалась вашей светлейшей дружбой, то я хочу осуществить права друга в полной мере. Я не забыла, чем обязана вам, и нарочно приехала, чтобы быть в свою очередь полезной вам. И первым делом я начну с того, что отчитаю вас по всем статьям за ряд глупостей, которые вы наделали!
– Вы? Меня? – воскликнул Ренэ, невольно улыбаясь. – А вы – все прежняя, Беата!
– И не собираюсь меняться! Садитесь и держите отчет! Прежде всего, что за ерунду вы затеяли с Христиной де ла Тур де Пен?
У Ренэ вытянулось лицо, и от изумления он в первый момент потерял дар слова. Затем он спросил:
– Вы давно здесь, в Фонтенебло?
– Часа полтора-два!
– Но вы заезжали в Париж?
– Не имела ни малейшей охоты!
– Ну, так вы прожили некоторое время где-нибудь в окрестностях?
– Я ехала из Тарба не останавливаясь.
– Так, значит, вам сказал об этом мсье Луи?
– Я известила дядю о своем прибытии одновременно с вами.
– Но тогда я окончательно ничего не понимаю! Откуда вы знаете…
– Друг мой, если вы будете допытываться, откуда я что-нибудь знаю, то совершенно понапрасну потеряете массу времени и ничего не добьетесь. Удовольствуйтесь тем, что я знаю очень-очень многое – больше, чем вы. Скоро я вам докажу это, а как и откуда – пока я вам не скажу. Поэтому будьте добры ответить сначала на вопрос.
– Но я еще не слышал, в чем вопрос! Где именно глупость с моей стороны?
– Вы слишком серьезны, а эта самая Христина слишком бедна и расчетлива для простой любовной интрижки. Значит, здесь дело пахнет браком. Ну так глупость – в браке!
– Очень решительно, но совершенно не убедительно! Допустим, что вы правы. Но чем же Христина – не партия мне? Род де ла Туров насчитывал четырнадцать запротоколенных официальной генеалогией предков, род де Пенов – двадцать три. Когда в лице Жозефа Амедея де ла Тура и Христины Марии Луизы де Пен оба рода соединились в один, то их генеалогическое дерево дало еще шестнадцать незапятнанных колен. Христина – последняя представительница рода, ее фамилия должна быть присоединена к фамилии мужа. Таким образом, мой старший сын будет именоваться Бретвиль-де ла Тур де Пен, маркиз де Тарб, герцог д'Арк…
– А если вы назовете его еще вдобавок как-нибудь подлиннее, например – Никополеон Аполлинарий Афинодор-Хризостом Максимилиан Филиберт, то, пока ваш сын успеет назвать себя до конца, представляясь кому-нибудь, его собеседник умрет от разрыва сердца!
– Беата! Вы позволяете себе шутить с вещами, священными для нас, родовитой аристократии! Но это понятно! У вас, мещан, нет традиций…
– Потише, Ренэ, не увлекайтесь! И у мещан тоже имеются свои традиции. Кроме того, ко мне это относится меньше всего. Правда, мой дед откинул дворянскую частичку «де», но это не мешало ему быть по рождению дворянином, и если он утерял права, то ведь и ваш дед тоже не мог достать официальный патент на герцогский сан. Моя покойная мать тоже была дворянкой, бедной сиротой, но ведь это происхождения не портит! Так что, если поискать да передумать, то предки найдутся и у меня!
– О, если бы они у вас были! – вырвалось у Ренэ.
– Что тогда? – быстро опросила Беатриса, но, заметив, как спохватился Ренэ, сейчас же перешла опять на прежний шутливый тон, продолжая: – Впрочем, это «если» меня несколько удивляет. Насколько мне известно, и я, и мои родители родились вполне естественным путем, а тут уж без предков дело не обойдется. Но дело сейчас не во мне. Итак, ваша Христина обеспечена хорошими приданым в виде трех с половиной дюжин добропорядочных предков. Великолепно! И этого одного для вас уже достаточно?
– Я вам о своей помолвке еще не объявлял, следовательно, обсуждать этот вопрос преждевременно. А относительно родовитости девицы де ла Тур я упомянул потому, что, как вы, может быть, знаете, традиции рода Бретвилей требуют, чтобы жена старшего в роде имела родословное древо не менее как из десяти неопороченных и ничем не запятнанных колен.
– Так-с. А эти традиции не требуют, чтобы старший в роде носил вместе с герцогской короной… рога?
– Беата!
– Не раздражайтесь, друг мой, не краснейте и заставьте свои прекрасные глаза вновь вернуться в свои орбиты! Христина де ла Тур де Пен уже теперь смеется над вами. Я докажу вам это; на то я – и друг вам, чтобы удерживать вас от бесповоротных глупостей!
– Когда вы докажете мне…
– Тогда вы поблагодарите меня, и тогда мы можем возобновить разговор на эту тему! А теперь дальше. Скажите, Ренэ, вам не стыдно играть такую глупую роль по отношению к Луизе до Лавальер?
Ренэ опять с изумлением взглянул на девушку, а затем спросил:
– Если вы так уж осведомлены… Но в чем же здесь глупость?
– Да в том, друг мой, что вы совершенно не хотите самым благородным образом использовать всю эту историю для своего возвышения! Я знаю, вы скажете, что не желаете быть обязанным женщине, основывающей свое влияние на расточаемых ласках. Но я отвечу вам, что Лавальер не торгует собой; она искренне любит короля…
– Беата, да откуда…
– Не перебивайте меня! Ну-с, что бы там ни было, само слово «король» освящает уже столь многое, что излишняя щепетильность просто смешна. А главное, я не узнаю своего рыцаря в вас, Ренэ! Бедная Лавальер затравлена, одинока. Ну да, вы скажете, что не раз обнажали за нее оружие? Еще бы вы этого не делали! Но вы должны были бы отнестись с большим внутренним сочувствием к этой кроткой, гонимой девушке. Вы не смели ограничиваться ее защитой в тех случаях, когда на несчастную нападали при вас, а должны были стать на ее охрану от тайных козней…
– Постойте, Беата, я не понимаю, какое в конце концов вам дело до всего этого?
– Самое простое. Вы спасли меня когда-то от Тремуля, я в благодарность спасу вас от самого себя, от вашей собственной неотесанности! Вы не заглядываете в будущее, друг мой! Правда, пока еще Лавальер ведет с королем пастушескую идиллию…
– Как? Вы знаете даже это?
– Но это скоро кончится, и тогда Лавальер займет высокое положение, будет пользоваться громадной властью. Преследования, которым она подвергается, в конце концов ожесточат ее, и она будет беспощадно рассчитываться со всеми врагами. Ну а вы знаете – Писание говорит: «Кто не со мной, тот против меня»! И всей вашей карьере будет конец! А из-за чего? Если рассмотреть хорошенько, то из-за того, что вы не захотели послужить как следует своему королю, не захотели в должной мере быть полезным хорошей, обижаемой, имеющей все права на лучшую участь женщине и не ударили пальцем о палец для того, чтобы исполнить священный долг всякого человека, то есть помочь любящим сердцам соединиться в полном союзе. Словом, выходит, что вы ведете себя крайне сдержанно, воображая, что того требует ваша рыцарская честь, а выходит совсем наоборот! Ну, говорите! может быть, я не права?
– Не знаю, Беата. Мне кажется, вы правы, но сейчас я вам ничего не могу ответить. Я не в состоянии
