– О мама! – с нежным укором воскликнула девушка.
– Да, да, милая Луиза, – серьезно и настойчиво повторила мать, – к сожалению, дурные слухи, о которых я тебе писала и которым вначале не верила, оказались совершенно справедливыми. Могла ли я ожидать это от тебя! Так, значит, всемилостивейший король действительно обратил на тебя свое внимание?
– Но, мама, выслушай же меня! – волнуясь и чуть не плача, перебила ее Луиза. – Клянусь тебе, ведь между нами ничего нет!
– Ничего нет! – с негодованием повторила Сен-Реми. – Да ведь именно об этом-то я и говорю! Именно это-то и заставило меня приехать сюда! Ничего нет! И она говорит это так, как будто это – невесть какая заслуга!
– Мама, я ничего не понимаю! – со страхом произнесла Луиза.
– Этому я верю! – отрезала маркиза. – Все-таки я верю в твое доброе сердце и готова допустить, что ты наделала ошибок лишь по наивности.
– Но, мама! Каких ошибок?
– И ты еще спрашиваешь! Да что ты и в самом деле вчера родилась? Неужели даже все это время, проведенное при дворе, ровно ничему не научило тебя? Скажи мне, пожалуйста, король был так милостив, что обратил на тебя внимание?
– Да-а…
– Он сказал, что любит тебя?
– Да, но…
– Он добивался полной взаимности с твоей стороны? Да? Ну а ты?
– Но я конечно… Честь имени… наша семья… Разве ты пережила бы? Мне было очень трудно бороться… Я сама глубоко полюбила Людовика…
Тут Луиза окончательно запуталась: она чувствовала, что все выходит вовсе не так, как, по ее мнению, было нужно. Вот она защищается, а как будто выходит так, что ее защита – обвинение…
– Слава богу, что добрые люди приняли в тебе участие и своевременно известили меня! – с отчаянием воскликнула маркиза. – Что могло бы произойти, если бы я продолжала оставаться в блаженном неведении? Ну я вижу, ты нисколько не поумнела в Париже. Ведь ты до сих пор еще не понимаешь… Нет, как это вам нравится! Она не по-ни-мает! – Маркиза в ужасе вскинула руки и посмотрела на дочь таким разгневанным взором, что Луиза еще глубже опустилась в самую бездну страха и ужаса. – Ну так выслушай теперь меня! – грозно продолжала маркиза. – Знаешь ли ты, что могло произойти, что чуть-чуть не произошло? Там, у нас, к маркизу стали придираться, и не далее, как на этих днях, ему было предложено сдать должность. Позор и разорение! А здесь королю чуть не подсунули красивую девчонку, и, если бы расчет врагов удался, он выкинул бы тебя из головы. Да как ты не понимаешь, что твоя жеманность глупа, бессмысленна и вредна! О каком позоре ты говоришь? Какое положение может быть выше положения любимой королем женщины? Что выше счастья быть любимой самим королем, да еще каким – молодым, пылким, красивым? И вот, имея возможность дать себе самой высшее счастье, а в то же время дать счастье своему государю, что является первейшим долгом всякого верноподданного, ты строишь из себя какую-то монашку. Мало того, ты могла обеспечить мне с твоим отчимом спокойную и довольную старость, своей сестре – выгодную партию, своему брату – блестящую карьеру! И всем этим ты поступаешься так себе, из пустого, глупого жеманства? Нет, Луиза, я тебя просто не понимаю! А главное – упорствуя в своей глупости, ты еще имеешь дерзость ссылаться на меня, будто это я внушила тебе такие идиотские правила! Это я-то, которая только и думает, что о семье, которая всю жизнь работала, не покладая рук ради своих детей! О!
– Но, мама… если бы я могла знать… – растерянно пробормотала Луиза, окончательно ничего не понимая.
– Ну а так как теперь ты знаешь… – произнесла энергичная дама и, взяв Луизу за руку, кратко и решительно скомандовала: – Идем!
Она повела растерянную, взволнованную Луизу через анфиладу комнат.
Но что это? С дивана в одной из комнат встал и двинулся навстречу им сам король Людовик!
Словно в тумане услышала Луиза, как мать почтительно проговорила:
– Вот, ваше величество! Я сделала этой глупышке надлежащее внушение!
Затем, почтительно пятясь назад, маркиза скрылась, предусмотрительно прикрыв за собой дверь.
Трепещущая, неподвижная стояла посредине комнаты Луиза.
Людовик подошел к ней, привлек взволнованную девушку к себе, и его голос, словно откуда-то издали, прочувствованным шепотом влился в ее душу:
– О, моя Луиза! Я сделаю тебя счастливой! Ты не раскаешься, поверь мне!
В страхе и нежной истоме Луиза закрыла глаза. Со счастливой покорностью отдалась она ласкам Людовика.
Так кончилась пастушеская идиллия короля Людовика, так завершился этот глупый и странный для нравов того времени водевиль!
Эпилог
Перо уже готово было выписать столь приятное сердцу каждого автора слово «конец», как вдруг пришли новые соображения, заставившие отложить это благое намерение на несколько страничек.
А вдруг читатели не примирятся с тем, что дальнейшая судьба главных персонажей, выведенных в романе, останется им неизвестной? Вдруг они взглянут на дело так, что превращение Лавальер из «пастушки» в самую обыкновенную королевскую фаворитку отнюдь не помешает им узнать, что сталось с Христиной де ла Тур де Пен после скандала в Лебединой беседке и как жилось пронырливой Беатрисе Перигор в роли герцогини д'Арк?
Предполагая возможность этого, хочу теперь хоть, в нескольких словах заполнить этот пробел.
Филиберт Клери и Христина де ла Тур де Пен, позорно изгнанные из Фонтенебло, отправились в Париж, чтобы там обдумать дальнейшее. Но, как они ни думали, выбора у них не было. Во Франции им нельзя было оставаться, а для далекого путешествия у них не было средств. И в конце концов они решили отправиться в Англию, чтобы попытать счастья при тамошнем дворе.
Так они и сделали. Повенчались в Париже, все, что только можно было, реализовали в наличные деньги и в ближайшие дни уже дожидались в Кале отплытия судна в Дувр.
С этим же судном, направляясь в Лондон, ехал важный турок. Это был посланник, имевший тайное дипломатическое поручение к королям Франции и Англии.
Турок держался важно и совершенно неприступно, но наружность Христины, по-видимому, произвела на него неотразимое впечатление. Кончилось тем, что, когда, после десятидневного пребывания в Лондоне, он уехал восвояси, исчезла также и Христина. Филиберт с горя поступил в английскую армию, англизировался, женился на англичанке из богатой среднедворянской провинциальной семьи и умер в возрасте восьмидесяти семи лет, оставив после себя восемнадцать детей.
Много короче и несравненно бурнее было дальнейшее существование Христины.
Из Лондона она отправилась со своим турком морем. Но турок, как и следовало ожидать, отнюдь не привык сносить женские капризы и уже на третий день путешествия за первую же попытку покапризничать исправно отхлестал свою возлюбленную собачьим арапником. Христина молча снесла наказание и с того времени стала держать себя тише воды ниже травы. Но, когда, после недолгой стоянки в Кадиксе, судно двинулось далее, турок нигде не мог найти француженку. Христина исчезла, а вместе с ней у турка исчезли значительная сумма денег и много драгоценностей.
Сбежав в Кадиксе, Христина направилась в Мадрид. Несколько лет она играла там роль знатной дамы, под шумок всеми средствами приумножая состояние. Но счастье не благоволило ей. Неосторожно приняв участие в какой-то политической интриге, Христина в 1666 году должна была бежать, еле-еле успев захватить с собой хоть что-нибудь из драгоценностей и денег.
Она перекочевала в герцогство Тосканское, а через два года переселилась в Венецию. Она уже начинала уставать от этой скитальческой жизни, да и годы уходили, унося молодость и красоту, но не принося взамен обеспечения на старость. И вот наконец счастье как будто улыбнулось Христине: ею бесконечно пленился богатый кандиот, прибывший по делам в Венецию. Он приехал на месяц, а пробыл в Венеции около года, сгорая от страсти и не решаясь объясниться в любви женщине, вечно окруженной
