ведь горячие следы не успели еще остыть - чтобы прокуратуре было легче работать с делом в суде. И вскоре маньяк-режиссер Юрасов сменит стены подрайского следственного изолятора, который ввиду отсутствия в городе напряженной криминальной обстановки, располагался прямо в здании ГУВД, на другие - куда как более мрачные, неприветливые и холодные.
Именно так и должно быть.
Именно так и происходит всегда.
Ну, почти всегда.
Некая тревожная мысль все-таки продолжала назойливой мышью скрестись в затылке капитана Натальи Гавриловой. Она не имела касательства к дальнейшей судьбе Юрасова. Что-то, уже случившееся, шло вразрез с произведенными логическими построениями и с логикой как таковой…
Но что?
- Так, пойду-ка я, пожалуй, взгляну на него, - сказал, вставая, Воронцов. - Не каждый день в родном изоляторе Джек Потрошитель кантуется.
Как и очень многие другие вещи, правила обустройства помещений, предназначенных для лишения свободы, не изменятся в России никогда.
Это может случиться только после того, как в стране свершится фундаментальный переворот - и далеко не политический. Только после того, как люди перестанут думать, что если раньше что-то делалось строго определенным образом, то и дальше следует делать эту вещь ровно точно так же, пускай она и выйдет совершенно непригодной к употреблению. Иначе - в случае нарушения традиций - из-за облаков свесится к земле боженька, погрозит нерадивым мастеровым пальчиком и скажет «Ай-ай-ай!
Не возьму вас, собаки, в Рай!».
Согласно невесть кем установленной традиции, мелкие изоляторы в небольших населенных пунктах должны быть лишены приличного санузла. До относительно недавнего времени то же правило действовало и в отношении крупных «зон». Впрочем, на тот момент, когда Глеб Юрасов очутился в камере подрайского изолятора, «мода» оснащать зековские «апартаменты» современными туалетами докатилась далеко не до всех российских колоний и тюрем.
Тем, кто их проектировал и строил, почему-то было невдомек, что раньше - то есть, в прошлые века - унитазов в камерах не было вовсе не потому, что так положено.
Просто в те стародавние времена унитазов не было нигде. Даже представители высшего общества, если в разгаре бала их вдруг беспокоил кишечник или мочевой пузырь, шли с этой проблемой в специальную комнату, сплошь уставленную горшками.
По слухам, Александр Пушкин впервые встретился со своим будущим убийцей как раз в такой горшечной.
Больше всего, конечно, Глеба беспокоило не то, что в течение некоторого времени ему придется ходить на «парашу» - здесь функции оной исполнял здоровенный алюминиевый бачок, в каких кипятили белье в советских прачечных. Юрасов был потрясен случившимся и в первую очередь желал узнать, за что же его сунули в камеру. Даже мысли о судьбе жены на несколько минут отступили на второй план.
Сейчас они постепенно возвращались. И, соединившись с другими мыслями, привели Глеба к единственно верному выводу.
«Да это же ясно, как Божий день! - обхватив голову руками, подумал Глеб. - Кому-то из них нужно получить очередную «галочку» и продвинуться по службе. И они решили назначить меня убийцей Аллы. Вот дьяволы-то, а!», - Юрасов сжал кулаки и с силой стукнул по деревянным нарам, на которых сидел.
Глеб никогда прежде не попадал в подобные места. Даже в вытрезвителе ни разу не отдыхал, хотя в студенческие годы возносил обильную дань известной традиции.
Поэтому представление о том, что должно происходить в локациях, неотъемлемыми атрибутами которых являются «шконка» и «параша», Юрасов имел весьма смутное, основанное исключительно на эпизодах криминальных сериалов и статьях из бульварных газет.
Наиболее характерным персонажем и в том и в другом случае являлся бывалый урка, начинавший с нажимом выспрашивать у новичка обстоятельства его прежней жизни и, собственно, попадания на «кичу». К счастью, в камере, где сейчас находился Глеб, такого «кадра» не оказалось - Юрасов был здесь вообще один. К счастью - в первую очередь для самого потенциального соседа-забияки, ибо Глеб непременно сорвал бы на нем всю накопившуюся злость. Что-что, а ставить людей на место Юрасов умел хорошо.
Если только речь не шла о людях в форме и с пистолетами.
Алла наверняка мертва. Раз менты считают его виновным, у них должны иметься доказательства преступления, которое он «совершил». Скорее всего, у них на руках есть труп. Труп его жены Аллы. «Черт! - Глеб еще раз стукнул кулаками по доске.
- Надо выбираться отсюда. В конце концов, сейчас не тридцать седьмой год. И насчет Аллы тоже надо выяснить. Дьявол, более дурацкого недоразумения в моей жизни никогда не было!».
Первым делом нужно связаться с адвокатом. Написать заявление на имя начальника изолятора. Значит, прямо сейчас следует подозвать охранника и попросить его принести бумагу и ручку. Стоп!
Обшарив свои карманы, Глеб рассмеялся. Задержание происходило так быстро, что никто и не подумал его обыскивать. Все, с чем Глеб явился в городское управление внутренних дел, осталось при нем. Ключи от квартиры и машины, КПК и, разумеется, мобильный телефон. Не нужно никакого заявления. Достаточно отправить СМС работавшему на Юрасова юристу. Так все пройдет намного быстрее.
Но отправка СМС оказалась и единственным, что он успел. В тот самый миг, когда сообщение устремилось в космос, чтобы, спустя несколько секунд, спикировать на телефон адвоката, в двери камеры отворилось окно «кормушки», и внутрь заглянул милиционер. То явно был не охранник. Такой вывод Глеб сделал по его комплекции - было заметно, что визитеру пришлось встать на цыпочки. Это позволило узнику разглядеть у него на плечах погоны майора. Стало быть, кто-то из начальства пожаловал. Что ж, весьма своевременно…
- Здравствуйте, - сказал, вставая, Глеб. - Я бы очень хотел услышать от вас, за что меня задержали.
- Это что такое?! - вместо ответа закричал майор, увидев в руке Юрасова телефон.
- Откуда у него мобила?
- С собой была, наверное, - произнес кто-то за его спиной.
- Так почему не обыскали? Немедленно заберите! - майор исчез из проема, уступив место амбалу- охраннику. Забряцали ключи. Глеб понял, что конструктивного диалога, скорее всего, не выйдет.
В течение следующих нескольких минут телефон и содержимое карманов Глеба перекочевали в здоровенные лапы вертухая. Майор вошел в камеру и остановился у входа, сложив руки в замок за спиной. В коридоре Глеб заметил Карпова и Гаврилову. Последняя, как показалось Юрасову, смотрела на него чересчур уж пристально. Но ему это было безразлично.
- За что меня задержали? - повторил Глеб, глядя на майора. - И что с моей женой?
- А то ты не знаешь, - усмехнулся милицейский начальник. По интонации, с которой это было сказано, Глеб понял, что получил ответ на оба вопроса сразу.
- Я не убивал Аллу, - произнес Юрасов.
- Если не убивал - значит, пойдешь домой, - пожал плечами майор. - Разберемся.
Ремень и шнурки изыми у него, - эти слова были обращены уже к охраннику.
«Разговор окончен», - мрачно подумал Глеб. Безропотно вынул из джинсов ремень, расшнуровал ботинки. А после - растянулся на «шконке», игнорируя присутствие ментов. Им, кажется, тоже было на него наплевать. Или нет - если судить по взгляду Гавриловой и по последней фразе лысого майора?
- Странный какой-то маньяк, - обронил тот, выходя из камеры.
«Маньяк? Какой еще маньяк? Они что здесь, с ума все посходили? Что с Аллой? Если ее убили, то почему они ничего не скажут? Да это просто роман Кафки какой-то!»,
- Глеб с силой впечатал кулак в синюю бетонную стенку. Боли он при этом не почувствовал.
«Ничего, - подумал Юрасов. - Сейчас приедет Вадим, и это проклятое недоразумение разрешится. Загнобить меня тайком они не смогут».
- Никто тебе не поможет! - раздался вдруг рядом чей-то противный голос. Не противный даже, а откровенно мерзкий - будто у кого-то в заднице вдруг вырос язык, а после задница эта простудилась и
