меры странников, винно-водочными волнами прибитых к необитаемому берегу сомнительного бара.
Справа от меня некто, давно не брившийся, дремал над поллитровой кружкой «Гиннеса». Слева местная проститутка в сетчатых колготах, сквозь которые просвечивала синюшная, как у освежеванной старой курицы, плоть, негнущимися пальцами пересчитывала купюры. У нее был до того стеклянный взгляд, что, боюсь, одним алкоголем здесь не обошлось.
У меня была своя причина находиться на этом островке неудачников вместо того, чтобы лежать под одеялом с намазанным жирным кремом лицом.
Мужчина выгнал меня из дому.
Даже не совсем так.
Мужчина, которого я считала своим, выгнал меня из дому, который я тоже считала своим.
И такое происходит со мной уже во второй раз.
Я вспомнила, как это было с Георгием, – впервые осознать, что его ключ больше не повернется в дверном замке. Что я больше не имею неограниченных прав на его голос в телефонной трубке. Что если мы случайно и встретимся, то все, что между нами будет, – это вежливое «Как дела?». От непрекращающегося процесса слезоизлияния я стала похожа на азиатку.
А сейчас…
Третий час сидя над заказанным из вежливости коктейлем, я не собиралась выть от тоски. Не было ни ледяных мурашек, бегающих наперегонки вдоль позвоночника, ни сдерживаемых слез, грозящих вот-вот прорвать плотину видимого спокойствия.
Почему так: когда я была с Георгием, мое сердце походило на медленно распускающийся лотос, а сейчас скорее на пористый оладушек домашнего приготовления.
Тепло ночных объятий, незнакомое чувство нужности кому-то и… скука смертная в качестве сопутствующего товара.
Мне нравилось в одеяльной пещерке чувствовать чужое тепло. Мне нравилось, что у него большие руки. И секс – домашний, нежный, уютный, как деревенское парное молоко, – это мне тоже нравилось.
Как будто я примерила на себя чужую кожу и с удивлением поняла, что в оболочке примерной домохозяйки тоже можно жить. Девочка-панк, девочка-протест, девочка, вслед которой смачно плюются бабки. Девочка, которая пассерует лук под благостные напевы Джей Ло – для полной идиллии не хватает только кухонного фартука в красно-белую клетку. Погружение в переслащенный сироп полной одомашненности.
Я не знала, почему мне стоит переживать – потому что я позволила втянуть себя в искусственный мирок чужой идиллии или потому что позволила разрушить ее одним движением руки? Девушка с искусственной внешностью, ловящая искусственный кайф в искусственном раю… Когда я стала такой, почему, с какой стати вся моя жизнь пошла наперекосяк?
Вентилятор был направлен в ее лицо – порывы пахнущего апельсиновым ароматизатором воздуха красиво раздували Ксюшины волосы. На ней не было ничего, кроме вязаного белоснежного бикини, которое больше показывало, чем скрывало, да тонкой серебряной цепочки вокруг талии. Тело – загорелое почти дочерна (стилисту понадобилось два с половиной часа, чтобы равномерно нанести специальный грим), ногти на руках и ногах – алые, веки блестят, на груди – капельки якобы морской воды (а на самом деле ее художественно обрызгали из пульверизатора).
Ксению снимали для модной странички
Ассистент фотографа – субтильный юноша в красной бейсболке помахал перед ее лицом белым листком – настраивали цветовой баланс. Стилистка с улыбкой поправила на ее талии цепочку – надо было, чтобы элегантная подвеска в виде якоря попала в кадр. Практикантка из редакции, молоденькая пухлая девушка с выкрашенными в розовый цвет дредами, в очередной раз предложила ей шампанского.
Ксения чувствовала себя королевой, главным действующим лицом этого переменчивого мира. Хотелось закричать во всю силу легких: я победила! Хотелось позвонить Наташке и сообщить: ты была права, черт возьми, эта операция и правда изменила всю мою жизнь! Хотелось прямо голышом выбежать на улицу, промчаться пару кварталов до ресторанчика, в котором ждал ее Даррен, броситься к нему на шею и прошептать: «Спасибо, что уговорил меня на этот шаг. Без тебя я так и осталась бы никем!»
В тот день она была в ударе. Все это заметили – и фотограф, и стилистка, и даже визажист неопределенной сексуальной ориентации, перехватив ее взгляд, с улыбкой поднял вверх два унизанных разномастными кольцами больших пальца. Ксения не просто позировала, она, казалось, исполняла перед объективом какой-то причудливый танец под музыку, слышимую ей одной.
В перерыве она отошла к окну, чтобы выпить минеральной воды. Стилистка набросила ей на плечи махровый халатик. Садиться Ксюше не разрешили – нельзя было смазать грим.
В какой-то момент Ксения вдруг перехватила взгляд редакционной практикантки – внимательный, изучающий и наверное завистливый? Она усмехнулась – большинство молоденьких девчонок реагировало на нее именно так. Женщины постарше, мудро смирившиеся с несправедливостью небесного раздатчика красоты, еще как-то умели справляться с эмоциями, а вот малолетки – их просто разрывало от желания быть на нее похожими в сочетании с четким осознанием невозможности этой мечты.
Ксения приветливо махнула девушке – та истолковала этот жест как желание пообщаться. Было ей лет восемнадцать, не больше. Пухлощекая детская мордашка, круглые глаза жестоко подведены фиолетовым, и без того розовые щеки нарумянены терракотовой краской. На ногах – туристские резиновые кеды, заботливо расшитые бисером. И эти розовые дреды, которые ей совершенно не к лицу. Бедная, она попала на практику в журнал мод, вот ей и хочется соответствовать редакционным хищницам, но пока не хватает ни средств, ни закалки.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – вежливо поинтересовалась практикантка.
– Расслабься, ты и так с утра на ногах, – благосклонно разрешила Ксения, – наверное, недавно в журнале?
– Полтора месяца, – застенчиво вздохнула она, – и первый раз меня отправили на задание. Вы знаете, что я буду писать об этой съемке небольшой материал?
– Вот как? Нет, я не знала.
– Но вы же не просто модель, вы восходящая звезда, – улыбнулась девушка, – наши читатели вами интересуются.
Как важно она произнесла это слово «наши» – одно-единственное задание приобщило ее, студентку, к целому медиахолдингу.
– Вот мне и велели написать, как вы вели себя во время съемки, что ели, с кем болтали по телефону. Короче говоря, проследить и доложить.
Ксения рассмеялась – простодушность начинающей «акулы пера» обезоруживала.
– Почему же вы ко мне не подошли?
– Я собиралась, – смутилась девушка, – честное слово, еще пять минут – и подошла бы сама… Но тут вы мне улыбнулись, и я решила, что это лучший шанс.
– Ладно, а как тебя зовут?
– Даша, – промямлила она, – так, значит, вы не против, если я задам несколько вопросов?
– Валяй, – разрешила Ксения, посмотрев на часы, – у нас с тобой целых десять минут, потом меня позовут обратно.
– Сейчас, сейчас, – она торопливо порылась в сумке, извлекла самую дешевую модель диктофона, неряшливую распухшую тетрадь и одноразовую ручку с обгрызенным колпачком.
Ксения улыбнулась – было в этой девушке что-то трогательное, ее так и хотелось взять под свое крыло. «Хоть одно доброе дело будет сегодня на моем небесном счету, – подумала она, – помогу девчонке, может быть, на нее обратят внимание. Может быть, материал получится таким интересным, что ее даже пригласят в штат. И тогда у меня будет полноправный статус золушкиной феи».
– Я заметила, что вы ничего не ели с утра, только воду пили. Это все диета, да?
– Это макияж, милая, – улыбнулась Ксюша, – человек с моим типом фигуры вполне может себе позволить легкий завтрак. И второй завтрак тоже, – она подмигнула, – но мои губы подведены и накрашены. Визажист убил на них почти сорок минут. Должна же я уважать чужой труд. Зато когда съемка