Ирода Саломея плясала так красиво, что ослепила своим великолепием и царя, и его вельмож. Восхищенный Ирод пообещал исполнить любое желание Саломеи, даже если бы она попросила половину царства. Великолепная танцовщица попросила у царя голову Иоанна Крестителя — так научила ее мать. Ирод не отступил от своего обещания, и вскоре голову Иоанна принесли на блюде Саломее, которая и передала ее матери.
День усекновения главы Иоанна Крестителя отмечается христианами 29 августа (по старому стилю). У мусульман Иоанн почитается как пророк Йахья, и голова его покоится, как святыня, в мечети Омейядов в Дамаске.
У танца живота много вариантов: танец с тростью, с миниатюрными цимбалами, бубном, шарфом и др. Одним из редких вариантов считается «Танец семи покрывал», которые исполнительница сбрасывает с себя по мере приближения к кульминации. Вероятно, этот танец связан с описанным выше ритуалом открывания невесты в семи платьях.
«И Ибрахим увидел движения, каких не видал всю свою жизнь, — говорится в «Тысяче и одной ночи», — и Джамила показала в своей пляске диковинный способ и удивительные новшества, так что заставила нас забыть о пляске пузырьков в чаше и напомнила о том, что тюрбаны на головах покосились. И она была такова, как сказал о ней поэт:
Или как сказал другой:
Откуда пришли эти танцы — все еще остается тайной. Это завораживающее яркое зрелище отражает многообразие культур, а вкупе с искусством индийских и африканских танцовщиц наталкивает на вполне определенные выводы. Во всяком случае, в танцах явственны отголоски древних ритуалов, символизирующих природную суть женщины, а страстный язык тела и жестов не требует перевода.
Однако вряд ли сегодня можно увидеть тот самый, настоящий танец живота, которым наслаждались султаны в своих великолепных гаремах.
«Танец во всех его видах, распространенных на Востоке, в большом почете в гареме и служит здесь главным развлечением, — писал Джордж Дорис. — Турецкие хороводы под цимбалы, тамбурины, уд (небольшой струнный инструмент) или под негромкое хоровое пение; черкесские, египетские, арабские танцы, из которых султан предпочитает наименее бесстыдные. (Тем не менее в прежние времена он очень ценил талант старой негритянки, низкорослой, толстой, губастой и безобразной, которой не было равных в исполнении танца живота.)».
Пляски полуобнаженных женщин не укладывались в мусульманскую мораль, однако привычка к подобным развлечениям была неистребима и вызывала к жизни удивительные зрелища.
«Вот в облаках табачного дыма появились альмеи, — описывал Жерар де Нерваль свои каирские впечатления. — Они поразили меня блестящими тюбетейками на заплетенных в косы волосах. Они притоптывали каблучками, отбивая ритм; на поднятых вверх руках позвякивали колокольчики и браслеты, они сладострастно покачивали бедрами, а под прозрачным муслином между кофточкой и роскошным, спадающим на бедра, как у Венеры, поясом виднелась полоска обнаженного тела. Эти обворожительные особы так быстро кружились, что было почти невозможно разглядеть их лица.
Они ударяли в маленькие цимбалы, размером не более кастаньет, звуки которых почти заглушала примитивная мелодия, выводимая флейтой и тамбурином. Две гордые альмеи, с восточными глазами, подведенными кохлем, со свежими, слегка нарумяненными щеками, были очень красивы, но зато третья — третья явно принадлежала к иному, не столь нежному полу, о чем свидетельствовала недельная щетина на „ее“ лице. После того как закончился танец, я сумел лучше разглядеть лица и двух первых и убедился в том, что перед нами были альмеи… мужского пола.
Вот вам сюрпризы Востока! А я-то чуть было не проникся поспешной страстью к этим „прелестным созданиям“ и уже готов был прилепить им на лоб по нескольку золотых монеток согласно одной из самых невинных восточных традиций… Меня могут счесть расточительным, но спешу объяснить: существуют золотые монеты — гази — достоинством от пятидесяти сантимов до пяти франков. Разумеется, зрители выбирают самые мелкие монеты, чтобы покрыть лица танцовщиц своеобразной золотой маской, когда, проделав изящные па, они склоняют перед каждым свой влажный лоб; но эти простые танцовщики, переодетые женщинами, не заслуживали подобной церемонии, им можно было просто бросить несколько пара.
В самом деле, египетская мораль весьма своеобразна. Еще недавно танцовщицы могли свободно ходить по городу, вносили оживление в праздники и доставляли удовольствие посетителям казино и кофеен. Сегодня они имеют право выступать лишь на торжествах в частных домах, и поборники морали считают более пристойным, чтобы эти танцы исполняли женоподобные длинноволосые мужчины, чьи обнаженные руки, тело и грудь являют собой плачевную пародию на прелести полуобнаженных танцовщиц».
Особую роль в гаремных увеселениях играли карлики. Их вольные, порой довольно скабрезные проделки забавляли весь двор, принадлежностью которого карлики и «числились».
После определенных хирургических манипуляций, в целях обеспечения гаремного целомудрия, карлики допускались в серали наравне с евнухами. Эти несчастные создания были дорогой игрушкой и знали себе цену. Удачливые шуты-карлики наживали целые состояния и даже заводили себе рабов, когда их отставляли из гаремов. Однако успех при дворе давался карликам нелегко.
«Из числа сотни штук, проделываемых с несчастными карликами, одною из самых забавных считается — посадить карлика в груду рисового плова, — писал Осман-бей. — Эта штука делается обыкновенно, когда в серале какой-нибудь большой праздник. …Берут большое обеденное блюдо, посреди которого помещают маленькую картонную нишу, в которой помещается карлик. После того все покрывается рисом и подается гостям, которые с ложками в руках ждут последнего блюда. Все по обыкновению спешат опустить свои ложки в эту груду плова; но не успеют они сделать один или два глотка, как в куче риса происходит странное движение, и из середины ее вылезает человек, весь запачканный смесью риса, масла и пота. Чтобы заставить карлика выпрыгнуть с большим эффектом, те, которые знают в чем дело, иногда нарочно впускают в него иголку, укол которой заставляет его прыгать, как сумасшедшего. …Другой род забавы, в которой участвуют карлики и шуты, — смешной танец вроде канкана, исполняемый иногда на ипподромах. Этот танец по-турецки называется джуржуна и состоит в ряде кривляний и гримас, исполняемых в такт с хором. Чтобы придать еще более пикантности этой смешной сцене, карликов одевают
