Даша опрометью вернулась в дом, бросила котенка на кровать и метнулась на крыльцо. Не обращая внимания на заискивающий, несчастный голос Даши, опустив голову и хвост, Тимошка протиснулся в тень под скамейку и затих и, сколько его ни улещали дети и Семеновна, больше не показался.
- Мы же договорились отдать Жужу, - сказал Олег. - Бабушка Панина берет. Почему ты опять с ним носишься?
Тимошка совсем перестанет нам верить и уйдет. Кончай реветь, бери котенка и уноси.
- Я не реву, - сказала Даша, вытирая слезы. - Мне обидно. У бабушки Паниной нос всегда красный, она вечно сморкается... Знаешь, как обидно... И у нее всегда кислым пахнет. Жужке там плохо будет.
- Даша! - строго сказала Семеновна. - Что такое ты говоришь? Как можно так неуважительно говорить о старом, больном человеке? Как тебе не стыдно?
- А это не я говорю! Это Вовка Заяц.
- А знает твой Вовка, что у бабушки Паниной погибли на войне два сына и муж? - совсем тихо спросила Семеновна.
- Все равно обидно отдавать ей Жужу, - не сдавалась Даша. - Жужке там скучно будет.
- А Тимошке, думаешь, не обидно? - стоял на своем Олег.
- Ладно, ладно, - примиряюще вмешалась Семеновна. - Надо Тимошку покормить, он же со вчерашнего дня голодный. Косточку хочешь, Тимошка?
Раньше при упоминании о косточке Тимошка всякий раз приходил в радостное волнение, широко и вкусно облизываясь, теперь же он даже не повернул головы.
- Хорош гусь, а? - обиженно спросила Семеновна неизвестно у кого. Сахарной косточкой его не уговоришь.
Характер как у отставного генерала!
Взяв Тимошку за ошейник, Олег потянул его из-под скамейки, Даша изо всех сил подталкивала сзади, Семеновна поставила перед Тимошкой еду в миске, там действительно красовалась свежайшая мозговая косточка, говяжья с розоватыми остатками мяса. Тимошка не выдержал и незаметно, как ему показалось, самым кончиком языка облизнулся.
- Ешь, ешь, Тимошка! - елейно уговаривала Даша, присев на корточки и преданно заглядывая Тимошке в самые глаза.
Каким-то неуловимым образом, как умел только он, Тимошка грустно скосил черный глаз на Олега, тот стоял в стороне, хмурился и молчал. Отвернувшись от миски с едой, Тимошка лег и положил голову на лапы. Даша вытащила косточку из миски и подложила ему под самый нос, чуть отвернув голову в сторону, Тимошка продолжал лежать, но Даша упрямо, по-взрослому сжав губы, опять подтолкнула ему косточку к носу.
- А ну, ешь немедленно! Противный пес! Вот я тебе! Ешь! - крикнула она сердито и топнула ногой.
Затравленно глянув на Олега и тяжело вздохнув, Тимошка ползком перебрался на другое место, Даша опять подвинула к нему косточку.
- Сейчас же перестань мучить животное! - не выдержал Олег, ударом ноги вышибая косточку из-под Тимошкиного носа, она отлетела и упала в траву далеко от крыльца.
Тимошка с благодарностью слабо вильнул хвостом и затих.
- А, так вы сговорились? Ты, Тимошка, всегда за Олега! Я сама не буду с вами больше разговаривать. Вот! - решила Даша и в подтверждение своих слов запрыгала на одной ноге, норовя топать громче возле самого носа Тимошки.
Не вмешиваясь в перепалку детей и нс говоря никому ни слова, Семеновна незаметно вошла в дом, взяла котенка, завернула его в фартук и вышла другим ходом из дома за калитку. Вернувшись через четверть часа назад, как ни в чем не бывало она принялась хлопотать на кухонной веранде и позвала детей завтракать.
- Я тоже не буду есть! - спохватившись, сказала Даша. - Тимошка не будет, и я не буду... вот пусть, возьму и ему назло умру от голода... Я даже за стол не сяду!
Насмешливо хмыкнув, Олег набрал себе полную тарелку пышных горячих оладий, полил их распущенным сливочным маслом. Глядя на быстро исчезающие оладьи, Даша от обиды прерывающимся голосом заявила, что раз се никто не любит, то и она никого не любит, она, как Тимошка, тоже уйдет из дому. Семеновна покачала головой, подошла к ней и прижала к себе, Даша сопротивлялась лишь для виду и уткнулась в теплую грудь Семеновны.
- Маленькая ты глупышка, - ласково сказала Семеновна. - Как это тебя не любят? Тебя здесь любят. И братик, и я, и Тимошка. А котеночка бабушка Инна уже унесла. пришла и унесла, мы же так вчера решили. Ты, Дашенька, всегда можешь пойти и поиграть с Жужей. Теперь Тимошке и совсем незачем на нас дуться... Давай кушать оладьи, пока горячие.
После такой новости Олег и Даша, вскочив из-за стола, бросились искать котенка, забегали по дому, захлопали дверями, Даша не знала, плакать ей или радоваться, Олег же стал звонко звать Тимошку. Тот нехотя появился в дверях, и Олег строго сказал ему:
- Нет больше никакого котенка, ясно? Ищи где хочешь и прекрати голодовку! Ясно? Ищи, если не веришь! Ищи! Ищи!
Отлично поняв, что от него хотят, Тимошка поднял голову и посмотрел на корзинку на шкафу, Олег быстро вскочил на кресло и сбросил корзинку на пол. Тимошка вначале принюхался, затем издали внимательно обнюхал ее. Ему было неловко от всеобщего внимания, он не слышал больше ненавистного запаха и знал, что котенка в доме нет, но из вежливости ходил из комнаты в комнату и проверял, от него ни на шаг не отставали Даша с Олегом. Семеновна, уставшая от кутерьмы, вышла посидеть на крыльцо, глядя на сверкающие под солнцем просветы воды в яркой зелени, она задумалась, греясь на солнышке, о своих годах, об оставшихся в живых подругах... Тоже ведь время надо выбрать навестить, а много ли его осталось, времени? Да и дети теперь пошли какие-то странные, и собаки... Тот же Тимошка, порой так и мерещится, словно не пес это, а тоскующий дух, так и рвется из своей лохматой шкуры что-то высказать, и хотя все это, надо полагать, старческая ересь, а иногда думать дальше и страшно, и боязно, и сердце заходится.
Прерывая мысли Семеновны, из дома выкатилась шумная компания: и Олег, и Даша, и Тимошка - все в чудесном настроении. Почувствовав, что напекло голову, Семеновна пошла в дом за соломенной шляпой. В этот момент часто зазвонил телефон, Семеновна взяла трубку и обрадовалась-звонил Вася. Позвав детей, Семеновна дала им поздороваться с отцом, - у Васи с Татьяной Романовной все шло отлично, по бодрому голосу Васи это было понятно. Сказав Васе, что и с детьми, и дома все в полном порядке и чтобы Вася с Татьяной Романовной хорошенько отдыхали, Семеновна увидела Тимошку, широко и сладко облизывавшегося после сытной еды.
- И Тимошка вам кланяется, - весело сказала Семеновна, дурного настроения у нее как не бывало.
- Как он,.Тимошка? - спросил Вася далеким, непривычным голосом.
- Хорошо, - слукавила Семеновна. - Хочешь с ним поговорить?
- Давай, давай, - потребовал Вася, и Семеновна приложила трубку Тимошке к уху.
- Здравствуй, Тимошка, - сказал Вася, - ты меня слышишь?
Вначале Тимошка опешил. Сидел неподвижно, что-то смутное и знакомое уже подступало к нему.
- Ох ты дуралей, дуралей! - ласково сказала Семеновна. - Это же Вася, слышишь, Вася!
Тут все засмеялись, Тимошка завертел хвостом, быстро глядя на Семеновну, понюхал трубку и слабо лизнул ее.
Теперь он узнал, хотя и сильно измененный, Васин голос.
Вася и раньше не раз вот так забирался в трубку, в эту холодную и неприятную штуку, - и говорил из нее не своим, далеким голосом, но Тимошка все равно узнавал его и любил, он и сейчас даже вздрагивал лапами от напряжения, заставил себя сосредоточиться, вслушиваясь в далекий, странный Васин голос, здоровающийся с Тимошкой, и, безмерно радуясь тому, что слышит наконец его, на всякий случай несколько раз неуверенно тявкнул.
