Еще не все потеряно. Самое время потолковать с мадемуазель Шаховой начистоту.
Разговор начистоту
– Не бойтесь, Алина, это я! – громко сказал Романов, понимая, как ей сейчас страшно. – Они сбежали. Здесь больше никого нет.
Когда он вышел из-за ширмы и на него упал отсвет свечного пламени, Алина, стоявшая на том же самом месте, бросилась навстречу и прижалась к его груди. Ее сотрясала нервная дрожь, зубы дробно постукивали.
Осторожно обняв худенькие плечи, Алексей прошептал:
– Ну всё, всё. Я прогнал их. Они не вернутся.
Если он думал ее успокоить, то ошибся. Шахова затрепетала пуще прежнего.
– Что вы натворили?! – жалобно воскликнула она. – Кто вас просил? Зачем вы вообще сюда явились?
– Я принес вашу сумочку. Вы забыли ее на стуле, – произнес он со значением.
– Скажите, какая галантность. – Она отодвинулась от него, повесила ридикюль на плечо и уныло обронила: – Всё, конец… Теперь мне только в петлю. Он мне больше ничего не даст…
– Кто, Каин? Не даст морфия, вы хотите сказать?
Она безжизненно кивнула, всё сильнее дрожа.
– Мне плохо… Если б вы знали, как мне плохо…
– Почему он на вас накинулся?
– Я ему. Должна деньги. Много. Вчера обещала. Вернуть… Вам этого. Не понять. Я дитя Луны. А вы – Солнца…
Шахова роняла слова, делая паузы между ними не по смыслу, а как придется. Дыхание у нее было коротким и прерывистым.
– Да чего тут понимать? Привили вам зависимость от наркотика, а теперь заставляют… – Слово «шпионить» он вслух не произнес. Очень уж она сейчас была несчастной. – Ничего, мы этот клубок распутаем. А вас вылечим. Я сумею вас защитить. Честное слово. Только прошу: расскажите мне всю правду.
Она подняла на него ввалившиеся, воспаленно блестевшие глаза и неожиданно улыбнулась. Пробормотала:
– И правда ведь защитит. Вон и пистолет у него. Где вы только раньше были, Ланселот Озерный?
У него запершило в горле. Смотреть на нее смотрел, а говорить не решался.
– Не смотри на меня так, Трехглазка, – тихо сказала она. Подняла руку, закрыла ему один глаз, потом второй. – Спи глазок, спи другой. А про третий-то и забыла…
Погладила по нарисованному оку. Отвела со лба прядь волос – мушкетерская шляпа слетела с Алешиной головы во время драки.
Пальцы у нее сегодня были до того горячие, что их прикосновения казались ему обжигающими.
Они стояли лицом друг к другу перед раскрытым пианино. Рядом не было ни души, лишь черный череп пялился на Романова своими пустыми глазницами.
Ужасная усталость накатила на прапорщика. Больше не было сил притворяться, ходить вокруг да около. Наступило время для настоящего, искреннего разговора.
Он пробежал рукой по клавишам. Пальцы сами, словно задавая беседе тон, рассыпали в тишине несколько хрустальных нот.
Эти нежные, неуверенные, чистые звуки сделали всякую ложь окончательно невозможной.
– Вы давеча сказали, что я светлый и ясный… Так вот, я не светлый. И не ясный…
Алина тоже тронула клавишу – вышло нечто ласковое и немного лукавое.
– Ну да, вы же Армагеддон, отъявленный эпатист.
– Я не эпатист. Я сотрудник контрразведки.
Она отдернула руку, задев клавиатуру уже ненарочно. Звук получился смазанным, нервным.
– Что?!
– Я всё про вас знаю. Дайте сумочку.
Он вынул из-за подкладки завернутый в бумагу квадратик и помахал им у девушки перед носом.
– Не нужно запираться. Лучше рассказать правду.
Ее лицо изменилось – как будто окуталось туманом.
– …Сон… Всё сон… – прошептала она.
– Никакой не сон, а обыкновенный шпионаж! Этот ваш Каин – агент германской разведки. Вы фотографируете документы, а они потом оказываются у немцев! Проснитесь, Алина! Придите в себя! Это не шутки, это государственная измена!
Ему очень хотелось взять ее за плечи и как следует потрясти, чтобы вывести из сомнамбулической отрешенности, но нельзя было распускать руки, уподобляться гнусному Каину.
За ширмой
Именно оттуда, из темноты, затаившись между большими ящиками, к разговору прислушивался человек. Лиц собеседников он не видел – лишь чуть размытые силуэты, но не пропускал ни единого слова.
Когда мужской голос сказал про «обыкновенный шпионаж», неизвестный поднял правую руку, для лучшего прицела подхватил пистолет левой и навел мушку на тот кружок, что покруглее – без головного убора. Расстояние до мишени было плевое, шагов десять. Но стрелять подслушивающий не спешил.
– Что вы мне суете? – вяло спросила девушка. – Зачем?
– Действительно, незачем. Вы и так отлично знаете, что там. Чертеж артиллерийских позиций Новогеоргиевской цитадели.
Кажется, стрелок решился. Он снял оружие с предохранителя, приготовился нажать на спуск, но электричество, которое весь вечер вело себя совершенно непредсказуемо, вдруг снова включилось. На складе стало светло, но тени на ширме исчезли.
Так и не успев выстрелить, человек судорожно втянул воздух.
Нервный разговор между тем продолжался.
– Чертеж чего?
– Вы даже не поинтересовались, что вам было поручено сфотографировать? Для вас это просто набор бессмысленных линий, кружков, стрелок и квадратиков. А ведь каждый из них – это люди, тысячи людей. Попади такой документ к врагу, и последствия будут ужасными!
Девушка пролепетала:
– Вы говорите, а я ничего не понимаю… Алеша, мне плохо. Совсем плохо… Позовите Каина. Ну пожалуйста! Скажите ему, я всё отдам! Завтра! Ах, вы не можете, вы его ударили… Что же мне делать? Я гибну!
Свет погас, и театр теней вновь зашевелился. Вернее, двигалась лишь голова в шляпке. Она качнулась к мужской, но та сохранила суровую неподвижность. Тогда барышня отступила на несколько шагов и вышла
