убивать.
Когда же О'Рейли спросил их о проекте Тартальи в Службе коронеров, ему снова выдали вежливую справку. О создании банка сыворотки крови латиноамериканцев без гражданства США для неопределенных будущих задач. По их словам, обычная программа сбора, хранения и обработки данных. Проще говоря, расследовать тут нечего — тупик. Нужно перетряхивать компьютерные файлы, но такого ордера на обыск Грофф никогда не подпишет.
Поэтому, вместо того чтобы сражаться с ветряными мельницами, О'Рейли сказал:
— Лейтенант, вот что мне показалось странным. Когда я ввернул, что Тарталью убили по дороге на встречу с кем-то из больницы, никто даже не полюбопытствовал с кем. Имя Маккены не упоминалось, а они и не спрашивали.
— И в чем соль? — спросил Грофф.
— Я уже говорил о шумном скандале, когда Тарталья ушла в «Зенавакс». Кейт ведь работала на отца Маккены, помните? Неужели им совсем не интересно, что за сотрудник больницы хотел с ней встретиться?
Грофф покачал головой:
— Ну и дальше что? Хватит подозрений — ее убил Маккена. Вы же сами пробили брешь в его алиби. Мать Тартальи подтвердила, что он был на месте преступления. Учетная воинская запись доказывает, что умения ему не занимать. Бог знает, видимо, был и мотив. Например, женщина, украв работу его отца, оставила парня без солидного наследства.
— Деньги ни при чем. Главное — справедливая кара, — вклинилась в разговор психолог. — Важно понимать, что это за фрукт. Маккена видит мир в терминах добра и зла и в своих оценках не сомневается. Действует абсолютно четко с точки зрения морали.
— То есть устанавливает собственные правила, — уточнил Грофф, — и готов прихлопнуть любого, кто их нарушает?
— Скорее, мнит себя хранителем правил, проверенных временем. Если общество недосмотрело, исправляет силой. По иронии, такие люди, как Маккена, считают себя сильными личностями, но когда мир перестает отвечать их ожиданиям, ломаются. Видимо, такое могло случиться, когда маньяк напал на его девушку. Каким бы ни был спусковой крючок, Маккена решает: зло нужно искоренить. Выбора нет. Люди с таким складом ума видят в слабости величайший грех.
Блондин пальцем поковырял в зубах.
— Типичный псих.
— Не делайте ошибку, полагая, что он невменяем, — возразила она. — Маккена реалистичен и твердо стоит на земле. Но с реальностью поступает не так, как вы или я. Он полностью рационален. И в этом наше преимущество — его можно просчитать.
— Как? — спросил Грофф.
— Во-первых, подумать, как ему видится текущая ситуация. Маккена знает, что все это для него плохо кончится. Он скомпрометирован и, вероятно, собирается и дальше… — психолог закавычила фразу в воздухе, — «искоренять зло», пока не остановят. Нужно проанализировать его жизнь, составить список людей, которые заслуживают наказания, как он считает.
В комнате раздался голос полицейского в форме:
— Лейтенант, примите звонок по четвертой линии.
Грофф одной рукой схватил трубку, а второй — карандаш, протянутый Блондином. Минуту он молча слушал, не делая пометок.
Затем уронил карандаш и ладонью закрыл глаза.
— О, дьявол! — Повесив трубку, Грофф взглянул на О'Рейли. — Генри Барнсдейл.
— Что с ним? — спросил детектив.
— Мертв. Кто-то раздавил ему дыхательное горло, а затем сломал шею. — Грофф повернулся к психологу: — Похоже, мы немного опоздали с вашим списком.
ГЛАВА 37
— Уверен, что знаешь, куда идти? — спросил Люк.
Ари, израильский студент, с которым Люк познакомился во время полета, вертел в руках карту. Наконец ткнул пальцем на окраину города:
— Сюда.
Они прибыли в Санта-Элену, Гватемала, в 14:00. Люк был в пути без малого сутки: автобус до Финикса, от Финикса почти пустым самолетом до Хьюстона, прямой перелет от Хьюстона до Белиза и, наконец, снова автобусом по пыльной дороге на запад — в Гватемалу.
Завтра израильтянин отправится осматривать руины цивилизации майя в Тикале. А пока, Люк прикроется попутчиком, как щитом — ведь Ари говорит по-испански.
— Между прочим, — сказал Ари, взваливая на плечи огромный рюкзак, — комната в гостинице обойдется тебе в три американских доллара. По местным деньгам — двадцать четыре кетцаля.
— Отлично. — Влажный воздух прилип к Люку мокрым одеялом, и новоявленный шрам на губе зудел просто зверски. — Посмотри-ка еще в свои карты. Далеко ли отсюда до Санта-Лючины?
Появляться в клинике Университетской детской опасно — через коллег в больнице непременно узнают, что он в Гватемале. Однако действовать надо быстро. После звонка от похитителей Люк не сомневался, что в деле Эриксона его подставили те же люди.
А способ решать проблемы у них один — убивать.
Люк с новым приятелем прошли по деревянному тротуару уже три квартала. Сменились и витрины улиц. Аптеки, прачечные, общественные туалеты остались позади. Огнями засияли бары, танцзалы и бордели. Какая-то женщина в легкомысленной желтой блузке, прохаживаясь вдоль ветхого дома с гирляндой огней на колоннаде, поманила их пальцем и присвистнула.
Ари остановился в конце аллеи и сверился с картой. Неуловимая аура Санта-Элены заставляла Люка все чаще проверять карманы брюк, где лежали паспорт и бумажник.
Подбежал мальчишка с ящиком в руках, поставил его рядом с ногой израильтянина и уверенно сказал:
— Вам нужно почистить обувь, хозяин. Шесть кетцалей.
Ари посмотрел на пыльные ботинки.
— Два.
— Мало, хозяин. Четыре.
— Ладно, пусть четыре. — Ари снова взглянул на карту. — Мы идем не туда. Надо вот сюда. — Он показал большим пальцем назад, через плечо.
Мальчишка, которому на вид было лет восемь-девять, поставил ногу Ари на ящик и черными кончиками пальцев стал втирать в ботинок ваксу. Усердия, правда, Люк не заметил: малец больше озирался по сторонам, словно подыскивая нового клиента.
Наконец, взглянув в третий или четвертый раз, он кивнул куда-то вбок и щелкнул пальцем по ботинку.
Люк проследил за кивком.
К ним приближались двое. Один их них, с лохматой, засаленной прической и в такой же одежде, встретившись взглядом с Люком, опустил глаза. Мужчина держал правую руку в кармане, что плохо сочеталось с полуденной жарой.
— Ари, пошли, — озабоченно произнес Люк.
— Что?
— Давай пошевеливайся! Быстро! — Люк схватил израильтянина за плечо.
Сорванец вцепился в ногу Ари.
— Эй, куда, хозяин? Постой!
Оступившись, Ари зашатался под весом тяжелого рюкзака.
