Наступил вечер. Бен надевал рюкзак, когда почувствовал за спиной чье-то присутствие. Резко обернувшись, он увидел Ли: она грустно улыбалась, и глаза у нее влажно блестели.
— Береги себя, — сказала она и обняла его, закрыв глаза.
Бен хотел погладить ее по голове, но сдержался и потрепал по плечу.
— Скоро увидимся, — пообещал он.
— Как можно скорее, ладно? — попросила она.
Кински вел машину по заснеженным дорогам. Бену нравилось, что сержант не из тех, кто все время треплет языком. Военные и полицейские, которым часто приходилось подолгу ждать чего-нибудь вместе, обычно не отличались разговорчивостью. Тишина лучше. За час они едва перекинулись парой слов. Бен выдувал сигаретный дым в окно, напряженно размышляя. К фляжке с виски он не прикасался.
— Что тебя связывает с матушкой Хильдегард? — спросил Бен, когда они пересекли австрийскую границу.
— Я знал ее задолго до того, как она стала монахиней, — ответил Кински. — Людям как-то не приходит в голову, что монахини когда-то были обыкновенными женщинами. В то время ее звали Ильзе Кнехт. Она была писателем в Восточном Берлине.
— Как полицейский умудрился познакомиться с писательницей?
— Случайно вышло. Через друзей, на вечеринке. Ильзе пришлась мне по душе: умница, любого за пояс заткнет. Мне нравятся такие женщины. За интеллект она и пострадала.
— Как это?
— Чересчур умная оказалась и слишком громко рот раскрывала, — ответил Кински. — Она писала статьи на тему христианства для газет и журналов. Коммунистам это не нравилось. Потом она написала книгу, которую власти сочли подрывной. За Ильзе стали следить. Обнаружилось, что она общается с людьми, которые уже проходят по их картотеке, — с диссидентами, активистами и прочими маргиналами. Сам понимаешь, чем ей это грозило.
— Нет, — ответил Бен. — Я в армию пришел после падения стены.
Кински кивнул.
— Тебе повезло. В общем, власти получили предлог избавиться от Ильзе. Я узнал по своим каналам, что за ней собираются прийти, и решил, что они не имеют права посылать человека к чертям собачьим куда-нибудь в Маньчжурию только за то, что она написала книгу.
— Значит, ты ей помог.
— Я знал нужных людей, мы сумели ее вытащить. Она приехала в Австрию, стала монахиней. После объединения Германии ей предложили пост настоятельницы в монастыре. Она все еще пишет, хотя и под другим именем. Закаленный ветеран, так сказать.
— Ты спас ей жизнь.
Кински отмахнулся.
— Ерунда, всего лишь подтянул кого надо. Правда, это было нелегко. Никогда не знаешь, кому можно доверять.
— Да, я тебя прекрасно понимаю. А сейчас ты кому доверяешь?
— Ты имеешь в виду, в полиции? — Кински и сам уже давно размышлял над этим. — Есть три надежных парня — мои собственные ребята. Насчет остальных не уверен.
— А начальство?
— Своего шефа я знал почти восемь лет. Вряд ли он был в этом замешан. Кто-то нашел способ его убрать. А может, просто предложили ему побыстрее выйти на пенсию и он согласился. На этой работе шеф совсем из сил выбился.
Они помолчали; колеса наматывали милю за милей.
— Мне понадобится новое снаряжение, — сказал Бен.
— Что именно?
— Патроны для «пара-орднанса». Сорок пятый калибр, автоматические. Медные гильзы, без маркировки. Штук двести хотя бы. Не излишки с армейских складов, а что-нибудь качественное, марки «Федерал» или «ремингтон». Можешь достать?
— Попытаюсь, — ответил Кински.
— Или другой пистолет. Самый обычный, никаких наворотов. Калибром не меньше девяти миллиметров.
— Я знаю одного парня…
Снова воцарилось молчание.
— Так что там у тебя с Ли? — вдруг спросил Кински.
Бен замялся.
— Ничего.
— Я же не слепой.
Бен пожал плечами.
— Мы давно знакомы. Когда-то были близки, вот и все.
— Ладно, не стану совать нос куда не следует, — отступил Кински. — Это не мое дело. Просто я хотел сказать…
— Что?
— Если между вами что-то есть, то не разбрасывайся этим.
Бен посмотрел на Кински: лицо полицейского окаменело.
— Не потеряй это, Бен, — повторил Кински. — Такими вещами разбрасываться нельзя. Их нужно ценить. — Он помолчал, крепко стиснув руль, и тихонько добавил: — Я-то свою жену потерял.
ГЛАВА 39
Бен долго искал нужный адрес под ледяным дождем. Наконец он оказался перед невзрачным зданием, ничем не выделявшимся среди других таких же домов на извилистой улочке, в десяти минутах ходьбы от железнодорожной станции Амштеттен.
В ответ на стук в дверь в доме залаяли собаки. Подождав немного, Бен снова постучал. Послышались шаги, и за рифленым стеклом дверей показался силуэт. На крыльцо вышел мужчина: полный, с усталыми глазами, пухлыми щеками и растрепанной седой шевелюрой. Из коридора потянуло запахами кухни и мокрой собачьей шерсти.
— Герр Майер?
— Да. А вы кто? — Майер подозрительно прищурился.
Прикрыв большую часть документа пальцами, Бен помахал полицейским удостоверением, которое стянул из кармана Кински, и торопливо убрал его, как только Майер увидел слово «полиция».
— Следователь Гюнтер Фишбаум, — представился Бен, стараясь принять максимально официальный вид.
Майер медленно кивнул и вдруг насторожился.
— Вы не австриец.
— Долго жил за границей, — соврал Бен.
— Что вы хотели?
— Я насчет вашего сына, Фридриха.
— Фред умер, — мрачно ответил Майер.
— Я знаю. Простите, но я хотел бы задать пару вопросов.
— Фред умер почти год назад. Покончил жизнь самоубийством. Какие еще могут быть вопросы?
— Я не отниму у вас много времени. Позвольте войти?
Майер промолчал. Где-то в доме открылась дверь, к Майеру подошла тощая женщина.
