Он убежденно заговорил:
— Жизнь у него не была гладкой. Всякое у них там происходило, у наших предшественников. Победы были и поражения, счастье и горе. Нам это все надо понять, потому что все, что они делали, они для нас делали. Для тебя, для меня. Победы для нас и ошибки для нас, а значит, мы ответственны за все их дела. Они о нас думали.
Но так как Ася все это выслушала в глубоком молчании, он подумал, что, может быть, она теперь-то согласна с ним. Потом он услыхал ее легкий вздох и ее ответ:
— Тут что-то есть, в твоих словах. Какой-то смысл…
Они только что убежали от пиршества, которое вовсю развернулось в доме Гурьева. Темные улицы были пустынны. Майский ветер, свежий и теплый, устало бродил по городу.
— Он не притих, — ответил Сеня. — Он, мне кажется, задумался.
— Задумался? Очень может быть. Добрый дом хоть кого приведет в чувство и заставит задуматься.
— Даже тебя?
— И меня. Даже… — Ася и в самом деле задумалась, но, конечно, ненадолго, потом засмеялась и только после этого призналась: — Мне кажется, нет, это так и есть на самом деле, я что-то поняла. Ты только не смейся. Бакшин тобой любуется. Нет, правда. Он так смотрел на тебя, когда говорил о будущем, словно ты ему в чем-то помог и через тебя он все увидел. Ты для него как очки, нет, как бинокль: дальше видно. — Ася снова засмеялась. — Тут вот я и призадумалась. И насторожилась…
— И забыла все старое зло?
— Нет, мой дорогой, ничего я не забыла. Зло остается злом, старое оно или новое. Я говорю о прошлом. Какое бы оно ни было, забывать его нельзя. Человек, забывающий прошлое, — сирота, без отца- матери, без роду, без племени.
Они прошли мимо театрального сквера, и тут Ася вспомнила, что Сеня ничего еще не рассказал о совещании, а когда он начал рассказывать, оказалось, что все это она уже слыхала от Вали Шаговой. Пока ждали, когда Сеня приведет Бакшина, она и рассказала.
— А ты на своем совещании хоть разок вспомнил обо мне? — спросила Ася.
— Да, я подумал, как хорошо, что тебя нет. Задала бы ты там жару…
— Кому? Бакшину?
— Да, ему. А больше мне. За то, что он предложил, а я согласился с его предложением. Все получилось неожиданно.
— Жена директора! Это я-то! Кто бы мог подумать?.. Ты боишься?
— Нет, нисколько.
— И я нисколько. Хуже было — мы не струсили, а теперь чего же нам бояться!.. Помнишь, как мы ночью шли по аллее, два маленьких человечка. Тогда тебя хотели забрать в колонию, и тебе пришлось укрыться на кладбище у Кузьки Конского. Нам было плохо. Оч плохо, но мы ничего не боялись. Об одном только и мечтали — хоть бы нас оставили в покое. Мы не боялись, потому что нас было двое. Так чего же нам теперь!..
Так говорила Ася, и Сеня был с ней совершенно согласен. Детские воспоминания, прошлое — вот как оно помогает в трудную минуту. Только бы не расставаться, только бы всегда вместе. И Ася думала так же, как и он; в гостинице, остановившись у своего номера, она сказала:
— Ты иди к себе. Я сейчас… — и скрылась за дверью.
Она и в самом деле пришла очень скоро. Он стоял у окна и смотрел, как постепенно гаснут в окнах теплые огни, и почувствовал, что Ася уже стоит тут же, у окна, и тоже рассматривает ночной город.
— Мне кажется, — сказала она, — будто тут ничего не изменилось с тех пор. Я говорю про эту комнату. Вот на этом диване я уснула в ту самую главную ночь. А ты был без памяти.
— Почему та ночь была главная?
— В нашей жизни — главная. С тех пор мы всегда были вместе.
Сеня повернул голову к Асе.
— Ну, не всегда, — нерешительно заметил он.
Но Ася, тихо посмеиваясь, возразила:
— Всегда. Я всегда была только с тобой.
Сеня подумал, что сейчас Ася сказала то самое основное, чем в последние дни были переполнены все его мысли и желания. Всегда быть вдвоем — в этом и есть глубокий смысл жизни. Быть вдвоем и любить. Все очень просто. Именно в этом, в самой простой простоте и заключена глубина мысли.
— И я всегда был только с тобой. И я хочу, чтобы так было всегда, — проговорил Сеня, оглушенный ожиданием того страшного и чудесного, того, что сейчас должно случиться. Вот сейчас она скажет: «А кто нам мешает?» Что тогда?
И она сказала:
— Теперь уж никто нам не сможет помешать. Мы двое во всем мире.
Двое во всем мире. Только двое. На седьмом этаже, откуда весь город как на ладони.
1965–1981