Брен.
Небо заволокло плотной пеленой облаков, и, несмотря на полнолуние, лунный свет не мог пробиться сквозь облачную преграду.
На просторной главной площадке Цитадели из старых замковых построек сохранились только руины стен часовни.
– Садитесь здесь, на ступеньку, – указал Брен Таврову и его товарищам на широкую двойную ступень, разделявшую два разных по высоте уровня площадки: ступень образовывала нечто вроде низкой каменной скамьи со спинкой.
Те сели на ступеньку.
– Осветите алтарь! – приказал Брен охранникам, стоявшим у лестниц с факелами в руках. Охранники зажгли огонь в большом светильнике, и колеблющиеся языки пламени выхватили из темноты ужасное зрелище. Там, где сохранился дверной проем, некогда ведший из часовни во внутренние помещения донжона, охранники поставили металлический каркас для скамей летнего театра; на каркасе висели две безжизненные окровавленные фигуры.
Бьянка охнула и отвела глаза, а Кудасов воскликнул:
– Да это же Варежко и Баранцов! Почему вы их убили, Брен?
– Мне нужна была человеческая кровь, чтобы нарисовать вот это, – пояснил Брен, указывая на вычерченный на каменных плитах алтарной части огромный пентакль и другие ритуальные знаки. – Как видите, все готово для начала Слияния Миров.
– А зачем вам это надо, господин Брен? – спросил граф.
– Так предначертано, – ответил Брен. – Тот, кто владеет инсигниями Повелителя Мира и соберет Врата Миров, должен провести ритуал Слияния Миров, чтобы стать повелителем Нового Мира.
– А вы представляете себе хотя бы приблизительно, каким будет этот самый Новый Мир? – спросил граф. – Вы допускаете мысль, что вместо двух старых Миров и Пограничной Зоны не будет вообще ничего?
– Не имеет значения, что именно будет, – ответил Брен. – Главное, что я стану его Повелителем!
– Я понял вашу позицию, но категорически не могу с нею согласиться, – сообщил граф.
– Я не очень разочарую вас, если сообщу, что меня абсолютно не интересует ваше мнение? – насмешливо осведомился Брен.
– А откуда вам известен ритуал Слияния Миров? – полюбопытствовала Кайтелер. – Я никогда о таком не слышала.
– Здесь вы ошибаетесь, милочка! – снисходительно заметил Брен. – Не только слышали, но и читали, и даже видели его фрагмент.
– Картина и третья часть манускрипта? – догадалась Кайтелер.
– Совершенно верно, – подтвердил Брен. – Вы и фра Арнольдо ничего не поняли, потому что та часть текста, где говорилось о значении инсигний, была уничтожена огнем. А я из семейного предания знаю, что воплощают собой инсигнии, и потому сразу понял, что именно закодировано в картине, изображающей Ангела в серебряных одеждах, и в третьей части византийского манускрипта.
– Пятнадцать минут до назначенного часа, – напомнил Асмодей.
– Несите инсигнии! – приказал Брен охранникам.
Те принесли длинный ящик и поставили его перед алтарем.
– Теперь сегменты Врат!
Рядом с первым ящиком появился второй. Брен открыл первый, достал оттуда меч, пронзивший артефакт, и воскликнул:
– Начинаем!
Он вошел в центр пентакля и опустил меч так, чтобы коснуться артефактом каменной плиты в луче пентаграммы. Сиявший тусклым голубым светом сегмент вдруг ярко вспыхнул. Брен выкрикнул какое-то заклинание, и из ящика один за другим вылетели сегменты. Они сцеплялись пазами, образуя металлическую ленту Мебиуса. Когда последний сегмент сомкнулся с первым, Брен повернул голову к потрясенным зрителям и возбужденно крикнул:
– Помните манускрипт? Анам и Атап, Кавелла и Норихон ждут своего часа обретения свободы! Кавелла – в облике меча, Анам и Атап образуют державу, а Норихон – скипетр. И пробегут Анам и Атап путем Кавеллы от Жизни до Смерти, и разделятся они, но не смогут сойтись, ибо будут по разные стороны!
В левой руке Брена появилась держава: сияющий внутренним багровым светом шар, опоясанный двумя металлическими обручами. Брен опустил державу на лезвие меча возле рукояти и разжал пальцы. Держава некоторое время словно балансировала на лезвии, затем обручи распались и упали на каменный пол. Шар вспыхнул еще ярче и покатился по лезвию к Вратам. Врата засияли невыносимо ярким светом расплавленного серебра.
Шар разделился надвое и превратился в два пламенеющих сгустка энергии, перескочивших на поверхность Врат. Издавая постоянно усиливавшийся низкий рев, напоминавший звук стартующей ракеты, сгустки понеслись вдоль металлической ленты Врат друг напротив друга.
– Но не смогут разбежаться, ибо будут на одной стороне! – перекрывая вой огненных сгустков, прокричал Брен, потрясая левой рукой; теперь вместо державы в левой руке он сжимал скипетр, представлявший собой серебристый цилиндр, обвитый двумя змеями. – И выйдут на свободу Кавелла и Норихон, и восславят Повелителя!
Тавров увидел, что огненные сгустки стремительно ускоряют свой бег, сливаясь в два огненных кольца. От пылающих колец в небо устремилась призрачная воронка, похожая на кисейный столб смерча. Вращаясь и изгибаясь, воронка уперлась в облака, и, повинуясь ее адскому танцу, облака в небе закружились в хороводе. В небе появилось черное пятно, вокруг него вращалось облачное кольцо, опиравшееся на исходивший из Врат Миров призрачный смерч.
Меч в руке Брена изменил очертания: он задрожал, словно расплываясь, и приобрел контуры некой фигуры: это демон Кавелла выходил на свободу. И вместе с ним свои черты, воплощаясь из огненных сгустков, стали обретать Анам и Атап, все еще стремительно бежавшие по Вратам Миров.
Тавров увидел, что змеи на скипетре в руке Брена ожили и превратились в две головы демона Норихона. Скрытые в инсигниях демоны обретали свободу!
Тавров встретился глазами с безумным взглядом Брена.
– Погранзона исчезает, Миры сливаются! – ликующе крикнул он Таврову. – Демоны входят в этот мир! И присоединится к ним войско, истомленное вечным ожиданием, и не рухнут Миры, но сольются под властью Повелителя Хаоса. И исчезнет Жизнь, но не станет Смерти!
Тавров в отчаянии увидел, как окружающие предметы и люди искажаются, их силуэты теряют четкость… Стены Цитадели вдруг поплыли, словно воск в горячей струе воздуха. И Тавров почувствовал, что он тоже тает, словно свечка. Все, конец! Конец Миру, конец жизни, конец всему!
Тавров подумал, что надо бы попрощаться со своими товарищами, но не мог пошевелиться. Тело уже не принадлежало ему. «Вот так приходит смерть», – подумал он.
Сознание помутилось, заволоклось звенящим туманом, и в мозг ввинчивался только ликующий крик Брена:
– И присоединится к ним войско, истомленное вечным ожиданием, и не рухнут Миры, но сольются под властью Повелителя Хаоса. И исчезнет Жизнь, но не станет Смерти!
– Это вряд ли! – раздался вдруг отчетливый спокойный голос графа Роберта. К Таврову вдруг вернулось сознание, и он изумленно взглянул на графа. Тот молча смотрел в небо – туда, где в кольцо вращавшихся облаков вдруг выглянула луна. На фоне беснующейся стихии лунная дорожка словно проложила серебряный мостик от лунного диска к Цитадели. По дорожке двигалась, быстро увеличиваясь в размерах, сияющая светлая фигура.
– Серебряный Ангел! – воскликнул Тавров, вспомнив картину. Он не успел договорить, как Ангел уже стоял между ним и Бреном. Адские короли, увидев Ангела, злобно закричали ему:
– Ты опоздал! Слияние Миров началось! Теперь Мир – един, и он наш!
– А я думаю, что пришел как раз вовремя, – спокойно промолвил Ангел.
Он вытянул руку в сторону оторопевшего Брена, в чьих руках извивались змеиные головы Норихона, переплетаясь с крокодильим хвостом Кавеллы, и крикнул:
