У Брасова вытянулось лицо. Нет, он тут, можно сказать, страдает, ему стыдно, а доченька практична, как банкир.
– Вот как! Так ты за деньгами пришла?
– За ними тоже. Мама не дает, говорит, идите к своему папочке.
– Так... – протянул он, постукивая пальцами по столу. – И много просишь?
– Чем больше, тем лучше. Хоть мешок, все потрачу.
Кто ж откажет родной дочке? Ей же мороженого или пирожок в школе съесть надо, колы выпить, поклубиться, да и нехорошо дочери такого человека без денег гулять. Собственно, он рад, главная головная боль исчезла бесследно: с Анжелой они не стали врагами. Брасов достал две тысячи:
– Хватит?
– Ну, пока хватит, потом еще дашь.
Ее рука упала на стол ладонью кверху, мол, клади денежки, а у Брасова – спазм в горле. Браслет! На запястье Анжелы! Знакомый до отвращения! Браслет из цветных бусинок!
– Что это? – выдавил он, указывая глазами.
– Это? – подняла она руку. – Фенечка.
– Что еще за фенечка?
– Ну, от сглаза, порчи, чтоб никакая зараза не пристала. Удачу притягивает. Оберег еще называется.
– Дай-ка сюда...
Взяв браслет, Юрасов перебирал бусины... Тот самый, нет сомнений. У его дочери!
– Где взяла?
– В клубе девчонка подарила на счастье.
– Как ее зовут?
– М... – водила глазами Анжела, вспоминая. – Она подошла ко мне в клубе и сказала, что ее зовут... Женька. Да, Женька. И что она хочет подарить мне эту фенечку. Сняла с руки и дала, я взяла.
Услышав имя, в первый миг Брасов задохнулся от ужаса. Однако Женек сотни, тысячи, это совпадение – неубедительно, однако.
– Как она выглядела? – быстро спросил он.
– Блондинка... – покрутила пальцами у висков Анжела, видимо изображая локоны. – Волосы длинные, до пояса, я думала, прицепила хвост, а он настоящий. Но в отстойных шмотках.
– Что значит – отстойных?
– Ну, вне моды.
– Во что она была одета?
– Юбка короткая, черная, блуза красная с квадратиками, туфли красные... Полный отстой, так одеваются ископаемые.
– Когда она подарила тебе браслет, когда это было?
– Позавчера.
И позавчера разбился Роберт. Стало быть, вон как его решили доконать – к дочери подобраться.
– Пап, ты чего испугался? – недоумевала Анжела. – Это простая девчонка, без закидонов, тебе как раз такие нравятся.
Брасов понял, что продал себя, поэтому следующий вопрос задал, натянув дурацкую, как ему казалось, но довольную улыбку:
– Так ты дружишь с этой хорошей девочкой?
– Не видела ее больше. И телефонами мы не обменялись. Она подошла, отдала браслет на счастье и ушла. Отдай.
– Слушай, Анжела, оставь его у меня.
– Пап, это же подарок.
– Я тебе другой куплю... потом отдам этот... позже.
– Тогда гони еще три штуки, – затарахтела она, – куплю серебряный, Динка толкает. Это крупная и плоская цепочка с монетками, я давно хотела такой, но не попадался. Дашь?
А куда денется? Отсчитывая купюры, он осторожно поинтересовался:
– Сегодня пойдешь на... Лысину?
– А то. Я ж теперь при бабках.
– Ну, иди, иди. Стой. Больше нет никаких проблем? (Беременность ему не давала покоя, вдруг девочка не на браслет деньги взяла.)
– Проблемы будут у тебя и большие. Мама на развод подает, сказала, обдерет тебя как липку.
– Это она загнула. Да, будь другом, привези мои костюмы, рубашки, в общем, всю одежду, а то я запарился покупать новые. Можно частями. Ты потихоньку от матери, а?
– Пап... – потупилась Анжела, закусив губу. – Не смогу.
– Почему?
– Мама сожгла твои вещи во дворе.
– Да ну! Все?
– Все. Даже носки. Такой костер получился... соседи пожарных вызвали. Пап, не сердись на нее, ты ж ее бросил, она обижена.
– Ну, ладно... Ты куда сейчас?
– Пф! Домой. Уроков полно, хочу успеть до Лысины. Пока.
Едва за ней закрылась дверь, Брасов снял трубку, лихорадочно набрал номер, когда на другом конце провода ответили, он отбарабанил:
– Илья, срочно ко мне! Засада больше не понадобится, браслет передали мне через мою дочь. Сегодня же вы поучите деньги, но у вас будет еще работа. Вы возьмете под наблюдение мою дочь, глаз с нее не спускайте! Слышите? Ни днем, ни ночью не спускать! Быть от нее не дальше двух метров. Возьмите в помощь людей, сколько потребуется. За дорогу ко мне продумайте, что вам для этого нужно. Жду.
Положив трубку на аппарат, Брасов вертел в руке браслет, потом ахнул им о стол со всей силы. Пока только таким образом он мог выразить свою ненависть. Бусины не разлетись в разные стороны, как когда- то, а замерли на темной полировке веселенькой змейкой, соединенной в кольцо.
23
Тори не принимала участия в организации похорон, сказав Брасову:
– На вокзале, когда фотографировала его с любовницей, я поставила точку: Роберт чужой мне человек.
Легко осуждать, посторонний человек не преминет это сделать, для него важен сам факт, следствие, а не причина, впрочем, причины никто не выставляет напоказ. Тори приехала с детьми, разумеется, и с Брасовым, мама с папой Роберта постреляли глазами, но языки попридержали, зная точно, что бывшая невестка способна на многое, потому опасаясь скандала. И у них обывательская позиция: как она посмела бросить Роберта? А ей, по большому счету, плевать на них, на злословие, да и на бывшего мужа. Чисто по- человечески его было жаль. У нее удивительная способность отрезать все ненужное одним махом, а много переживают за чужого человека? Так и она. Поэтому все подмечала, всех замечала. Заметила на кладбище и Нелли, стоявшую в сторонке. Тори подошла к ней, взяла за руку и подвела к гробу.
– Кто это? – тихо спросил отец Роба.
– Женщина, которую любил ваш сын.
Это была шпилька родителям и родственникам, злобно косившимся на Тори: мол, какие ко мне претензии, их следует предъявлять тому, кто лежит в гробу. Это была и демонстрация благородства, подчеркивающего разницу между ними, дескать, я должна ненавидеть любовницу, вас и Роба, но, как видите, у меня нет камня за пазухой, так что давайте жить дружно. Тори любую ситуацию способна повернуть в свою пользу.
По дороге к машинам Брасов, Тори и Нелли шли вместе.
– Я должна рассказать вам об одной странности, – сказала Нелли.
Тори странности любовницы мужа не интересовали, она думала, как бы самой не очутиться в гробу, а Брасов ничего не пропускал мимо ушей:
– О какой?
