отлаживать систему, часть информации о переводах была повреждена. Понадобилось время, чтобы восстановить ее. Мало того! Вам не сообщали, дабы не беспокоить, но кто-то пустил в городе слух, что у Фоменко нет денег. Еще с пятницы в банке наблюдается наплыв людей, желающих получить вклады. В пятницу и понедельник запросы удовлетворяли, так как сначала потянулись в банк те, у кого суммы на вкладах небольшие. Но с сегодняшнего дня ситуация похожа на панику. Деньги требуют многие вкладчики, досаждают звонками. Черт знает что творится! Банк же не безразмерный, частный, а тут еще со счетов деньги уплыли. Тронуты счета только богатых людей, а это крупная сумма в целом, очень крупная. Мы сделали запрос в центр, ждем ответ. Думаю, вскоре узнаем имена преступников, так как деньги посланы на счета нескольких фирм и в разные банки. Действуют там оперативно, и скоро мы узнаем судьбу денег.
Ждали целый день. Звонили. В центре отвечали, что работа идет. Шла работа и в городе, где не одни только главы администрации живут – еще и обычные люди, которых время от времени трясут всяческие катаклизмы и которые имеют более устойчивую нервную систему, потому что привыкли к потрясениям. На уши подняли всю милицию, однако там не понимали, кого же все-таки искать. Главы города сбивчиво рассказывали о покойном, пришедшем с того света. Разумеется, рассказы их воспринимались как фантазия больных людей, на которых подействовала пропажа денег. Только статус потерпевших не позволял открыто посмеяться над ними. Несолоно хлебавши тройка поехала в администрацию.
А у белого дома их ждал... пикет. Нет, это уже невозможно было перенести. Надо же такому случиться! В городе, где никогда и ничего подобного не бывало, молодые люди из организации под названием «СМ» выставили пикет, размахивали газетами и держали в руках плакаты: «Долой варваров!», «Не сметь стрелять на кладбище!», «Сегодня в часовню, завтра в нас!», «Сабельникова в отставку! Туркину в отставку!», «Осторожно, ежовщина грядет!». Мэр и замы под улюлюканье и свист побежали к дверям белого дома сквозь пикетчиков, втянув голову в плечи. В холле Сабельников налетел на милиционера:
– Это что такое?! Там, на улице... Что это?
– Пикет, – выпучил на него глаза дежурный мент с откровенным безразличием.
– Убрать! Немедленно!
– Так не имеем права. Это же пикет, по закону можно...
– По закону? – окрысились все трое. – Заявок на пикет не поступало. Нас публично оскорбляют, и по закону вы должны нас защищать. Разогнать демонстрацию!
– Да мне что, начальство скажет разогнать – разгоним.
Тут Туркина приобрела стойку разозленной кобры в террариуме. Стеклянная двойная стена отделяла ее от молодых людей с плакатами, которые очень забавлялись, выкрикивая гадости. Зиночка прошипела, глядя на пикетчиков за стеклом:
– Кто разрешал снимать? Кто вызвал телевидение?
– Да, кто? – подхватил Сабельников. – Живо приведи их сюда!
Мент вышел, вскоре вернулся с оператором и махонькой, невзрачной женщиной, бедно одетой, но с гордым видом. Сабельников, Туркина и Ежов наступали на телевизионщиков, говорили по очереди, дополняя друг друга:
– Если эта информация просочится на телевидение... вам не работать здесь даже мойщицей сортиров... Как вы посмели без нашего ведома?.. Кто ваш начальник, вы с какого канала? Завтра же о вашем канале забудут на веки вечные.
Тележурналистка отчаянно хлопала малюсенькими глазками за огромными линзами очков и залепетала:
– Мы здесь случайно... я не знала... мы шли мимо...
– Вот и гуляй мимо. – Тон Зиночки приобрел хамский окрас бандерши. – Тля ничтожная! Что, в героини потянуло? Ты еще не знаешь, с кем связалась!
– Почему же, подозреваю, – ляпнула та невпопад и прикрыла ладошкой рот, а сквозь ладошку забормотала: – Ой, простите, Зинаида Олеговна, я не то... вы не так...
Все. У Зины глаз остекленел. Значит, журналистке больше не работать на телевидении. Туркина отошла в сторону, а телерепортеры выскочили на улицу и понеслись бегом с камерой на плече прочь от пикета. Тройка поднялась к Сабельникову. Разъяренный Николай Ефремович приказал секретарше соединить его с главным редактором газеты «Грани». Прошел час, не меньше, прежде чем наконец соединили. Претензии мэра тот выслушал не перебивая:
– Я мэр города N Сабельников Николай Ефремович. Это что ж вы себе позволяете? Печатаете клевету, не проверив факты? Мы заявляем свой протест, пишем открытое письмо во все газеты области и подаем на вас в суд. Думаю, после суда вашей газете не жить, платить клеветникам-журналистам будет нечем. Мы разорим вас! Да, кстати... Я хотел бы познакомиться с этой вашей Кимровой. Кто она и как ее найти?
– Отвечаю по порядку. – Голос главного редактора «Граней» слышали и Зина, и Ежов. – Мы не печатаем непроверенные факты, это раз. Сегодня у нас свобода слова, так что ваши угрозы мы не принимаем, – это два. Третье. Пишите хоть в столицу – сколько угодно, и в суд подавайте, это ваше право. А вы уверены, что выиграете? И четвертое. Своих коллег мы не сдаем. Раз автор не хочет, чтобы знали его настоящую фамилию, он берет псевдоним, это разрешено законом.
Николай Ефремович открыл было рот, чтобы высказать редактору... только вот что? Он несколько раз промычал невнятно, и редактор, сославшись на занятость, повесил трубку. Это сильно подействовало на мэра.
– Черт знает что! Со мной не хотят считаться! Чувствуете? У нас на местах порядка больше. Какой-то газетчик мне, высокопоставленному лицу, дерзит. Свободой слова прикрывается, видите ли. Ух, не у меня в городе он работает, я б ему показал свободу слова! Нет, ну это же просто бедлам. Так порядка у нас не будет, когда каждый что хочет, то и печатает!
Возмущение мэра поддержали соратники: Туркина и Ежов. Позвонив еще раз в банк, выяснили, что существенных новостей нет, отправились по домам. Пикет к тому времени уже разогнали. Прибыла милиция и попросила покинуть место пикета. Молодые люди сложили плакаты и разбрелись по городу. Три соратника, когда пространство перед белым домом опустело, поинтересовались у милиционеров:
– Это что за организация такая – «СМ»? Зарегистрирована в городе?
Ответ был таков:
– Документы о регистрации не проверили, а расшифровку выяснили: «Сила и массы». Аббревиатура – «СМ».
– Черт знает что творится, – возмущался, шествуя к автомобилю, мэр. – «Сила и массы»? Звучит угрожающе. Это ж кому они угрожают? Нам? Мы же в законе! Разгребу чехарду с Рощиным, займусь этими массами. У меня под носом какие-то сомнительные организации... чертова молодежь завтра стрелять по нас будет... Разберусь.
Всех троих до местожительства по требованию мэра сопровождала охрана. Вот когда натянутые нервы лопнули. Сабельников лакал водку, коньяк и виски, смешав в коктейль и не пьянея. Впрочем, ему лишь казалось, что он не пьянеет. Но у Николая Ефремовича была причина заливать горе. Деньги пропали со счетов и угрожали массы! Он привык к двум вещам: деньгам, источающим аромат всех наслаждений мира разом, и к креслу мэра. Он не может жить без того и без другого. На последних выборах так и заявил горожанам: я умею в жизни одно – быть мэром. Страсть к женщине проходит. Страсть к еде проходит при болезнях. Страсть к власти, возможно, пройдет со старостью. А страсть к деньгам никогда не пройдет, никогда. И вдруг он, Сабельников, в один присест лишается денег? У него капиталы вложены, есть вилла, гостиница, и инвестиции он делал, но все за рубежом. Здесь тоже имелось приличное состояние, но оно украдено. С таким трудом добывал их, и вдруг накопления многих лет разом исчезли.
Когда зазвонил телефон, мэр подскочил, потому что ждал этого звонка:
– Это ты, Рощин? Ты?
– Я, – услышал Сабельников, как всегда, лаконичный ответ Кима.
– Что тебе еще надо? Где наши деньги? Это ведь ты с хакерами?
– Деньги, Коля, – это зло. Я освободил вас от зла.
– Ты же обещал, что оставишь нас в покое, если мы дадим сто тысяч.
– Обещал? Значит, я вас обманул.
Гудки. Сабельников бил телефоном об стол. По второму аппарату милиционеры сообщили, что не удалось засечь, откуда Рощин звонил. Это была самая кошмарная ночь Сабельникова, Туркиной и Ежова. Но
