– Ничего не увидит, – с жаром и шепотом заверила Марго. – У нас нет фонаря. Мы потихоньку… Александр Иванович, голубчик! Коль откажетесь, я сама поплыву, иначе умру. Вы смерти моей хотите?
– Ну что мне с вами делать! – в сердцах взмахнул руками Суров. – Из-за вас я лишусь друга. Все беды от женщин. Идемте.
Он подал ей руку, когда она сходила в лодку.
– Что тут у вас? – спросил, заметив некий предмет, завернутый в шаль.
– Труба. Подзорная. Ну, быстрее же! А то мы его потеряем.
– Ага, так вы знали, что поплывете за ним?
– Разумеется. Но когда б раньше вам сказала, вы не пошли бы со мной посмотреть, как Мишель сядет в лодку.
Суров греб тихо, хотя всплески весел, ему казалось, долетали до ушей Уварова. Его мучило сознание, что поступают они скверно, зато Марго приставила трубу к глазу и смотрела вдаль, как капитан корабля. Ахнула:
– Я так и знала! У него свидание!
– Дайте-ка мне взглянуть, – протянул руку подполковник.
Марго отдала ему трубу. Настраивая ее, он шептал:
– Интересно, кто же с ним…
– Александр Иванович, а нельзя ли подплыть поближе?
– Нет, как можно! – пробасил он.
– На том берегу камыш, я сегодня видела в трубу. Ну, хоть чуточку ближе… Они не увидят нас, ручаюсь. Отдайте трубу и гребите! – приказала Марго.
– Увольте, Маргарита Аристарховна, но к камышам я грести не буду. Немного подплывем, и довольно.
– Да гребите же, черт возьми! – сердилась Марго, приставив трубу к глазу. – Я скажу, когда будет довольно.
Суров не верил ей – она слишком неосторожна, поэтому, сделав с десяток гребков, он остановился и потребовал трубу. Взглянув в нее, панически схватился за весла и развернул лодку. Марго забеспокоилась:
– Что такое? Что случилось?
– Они плывут к нам.
– Мишенька, вы слышите всплески? – спросила Шарлотта.
– Да, – ответил Уваров, работая веслами. – Рыба играет. Ваша матушка согласилась отпустить вас?
– Нет, – вздохнула девушка. Сегодня она была иная, грустная. Но вдруг тряхнула головой и твердо сказала: – Я приеду, чего бы это ни стоило. А не пустят – убегу.
– Идите ко мне, Шарлотта, – протянул руки Уваров, бросив весла. Держась за борта лодки, она перешла к нему, села рядом, он ее обнял. – Вы не замерзли?
– А мне с вами всегда горячо, – улыбалась Шарлотта, положив голову ему на плечо. – У вас горячие руки, Мишенька, я чувствую тепло через вашу одежду. А еще у вас красивая сестра. Она так не похожа на всех, кого я знаю.
– Марго ни на кого не похожа.
– А мне казалось, все люди на земле похожи друг на друга – мрачные, суровые, скучные. Моя мать такая, де ла Гра, дядя, кузен…
– Кузен – сын вашего дяди?
– Нет. Он мой кузен по линии отца. Родители его умерли, оставив приличное состояние, но кузен быстро все промотал, теперь живет с нами. Думаю, ему не нравится жить взаперти, да деваться некуда. А дядя – родной брат матери, младше ее на десять лет. Да, пьет водку, я сама видела, пьет, прячась от сестры. Дядя злой, только не пойму, на кого злится – на мать, на меня или просто таким уродился. Они несчастны, и несчастны по отдельности. Им бы сделать хоть один шаг к сближению, поговорить, понять друг друга, и тогда, возможно, из трех несчастий получилось бы что-нибудь путное. Но они этого не сделают. Никогда.
– А вы, Шарлотта, разве не несчастны там?
– Временами. Когда с ними. А без них счастлива. Отчего так происходит? Отчего близкие люди хуже врагов бывают? Думают о долге, репутации, чести… Конечно, они нужны, но должны быть сами по себе, потому что иначе нельзя. К чему же об этом много говорить, а не жить? Вернее, жить так неуютно, так скучно? Отчего им не хочется освободиться от себя же?
Уваров поражался, что Шарлотта, в сущности, еще девочка, говорила о таких серьезных и естественных вещах, которые – вот, близко, но почему-то для многих искушенных, умных людей недосягаемы. Что им мешает? Гордость, самолюбие, сомнения или страх? Он тоже сначала боялся свиданий, кружащих голову. Теперь, как будто превратившись в мальчишку, Уваров только и ждал ночи. Но говорить об этом неловко. А если не думать? Жить, как предлагала Шарлотта? Ведь для него все уже предельно ясно, зачем же загромождать мозг ненужными сомнениями, а душу – страхами?
– Не будем о грустном, – сказала она. – Мне хорошо с вами. Давеча, когда начался дождь, я испугалась, что он никогда не кончится. Но мы встретились…
– А… – открыла ротик Марго.
– Что вы увидали? – хмуро поинтересовался Суров.
– Они… целуются! А…
– Полагаю, за этим он и плавает туда, – не удержался от ехидной ноты он.
– Куда вы? – заволновалась Марго. – Дайте еще немного…
– Довольно, сударыня, – строго сказал Суров. – Мы и так уж… Рассмотрели, кто с Мишелем?
– Мадемуазель Шарлотта. Но каков мой братец? Теперь понимаю, почему он сонный на репетициях. А как настаивал, чтоб я непременно добилась согласия герцогини! Ах, негодник, даже от меня скрыл.
– Он не мальчик и вправе решать, как ему поступать. Умоляю вас, не проговоритесь, что мы знаем.
– Я похожа на болтушку? Какой вы, право!
Она надулась, отвернув лицо. Суров греб изо всех сил (уж у него мозолей не будет), греб и думал: как же случилось, что Марго стала командовать им не хуже генерала? Он мечтал проводить с другом дни и длинные вечера, а проводит их исключительно с его сестрой, которой до всего есть дело. Общество Марго не тяготило, напротив – она всякий раз неожиданная. Однако последняя ее затея никуда не годилась!
– Александр Иванович, не сердитесь на меня.
Суров взглянул на Марго из-под нахмуренных бровей, вздохнул тяжко: у нее еще и способности Кассандры – прочла его мысли.
– Что вы, сударыня, на вас невозможно сердиться, – соврал он, яростно работая веслами.
– Сердитесь, сердитесь, – уличала его она. – А коль не сердитесь, протяните руку. В знак примирения.
Нос лодки стукнулся о причал. Суров закрепил веревку, только после этого протянул руку Марго, дабы помочь выйти:
– Вот вам, сударыня, моя рука. В знак… чего хотите.
Она сжала его пальцы со словами:
– Значит, мир? Завтра поедем приглашать доктора?
– Уже сегодня, сударыня. Да только вы будете спать до обеда, а мне надобно в полк, я рано поскачу.
– Так и я с вами! Мне без вас скучно. И хорошо, что рано, авось гувернантка проспит, она собиралась увязаться за нами. Доброй ночи, полковник… Ой, я опять оговорилась. Не забудьте меня разбудить.
Она побежала в дом, а он, глядя ей вслед, взмолился: дай бог, чтоб на докторе все тайны и закончились…»
7
Ах, как увлекся! Можно подумать, всю жизнь мечтал читать, а ему не давали, наконец добрался, не заметил даже, что жена пришла… Трудно передать чувства, которые просто одурманили Софию при виде мужа, застывшего у компьютера. Видимо, поэтому она не давала знать о себе, а стояла в дверях, грозно
