Шпура.
– Ты не понимаешь, старик, – заныл я, – ведь этот фильм нечто большее, чем обычный банальный детектив. Он бичует возвеличивание идолов из молодежи. Он показывает, как слава приводит их к падению и печальному концу, бичует их распутный образ жизни.
– В «Белой ночи» и выпьем, – решает Валерка.
– А тебе в смену когда завтра?
– Завтра. Шахта, – отвечает Валера. – В… в пять пятьдесят вечера, третья смена. Понял?
– Понял, – слезливо отвечаю я, – но не могу. Извини. Завтра утром – в рудоуправление. Я в НИИ. У нас это строго. Пить – ни-ни. НИИ.
Ну, а впрочем-то, конечно, в «Белую ночь» и еще куда-то, где через соломинку и прочие безобразия: помню только – полосатенькая такая юбка чья-то и негр браслетами тряс, ручными. Звали вроде бы Мгези, а может, и нет, а может, и не негр вовсе, и не юбка. А в общем-то – это все не так уж и важно, где, что и как. Я вот думаю, что, может быть, даже не играет роли и описание просмотренного мною фильма про Киша.
Важно, что сняли тогда, в тот же день с меня мои замечательные подаренные часы.
А так как рассказ этот не просто рассказ, а детективный, называется детективным, то вот и догадайтесь – кто? Кто снял мои часы с меня?
Помните, я велел вам отметить себе шпану в клешах?
Так вот – она – нет.
Она бы, может, и могла, но в Заполярье летом, как известно, летом ночью день. Все светло. Мы шли из темного пустого кинозала клуба Дом металлурга в «Белую ночь» в 23 часа 30 минут местного времени, а на нас солнце с неба светило. Нет, снять часы шпане летом в Заполярье очень трудно.
Детектив есть детектив. В нем все может и должно быть. Уж не Друг ли Валера, пригретый мной на груди, подло снял. Ведь он тоже отмечен (его глаза заблестели, увидев мои часы).
Да нет! Что вы! Как можно! Помилуйте! Валера? Снять?
Полгода жил я у него графом в общежитии, и мы ели картошку из одной алюминиевой сковородки двумя алюминиевыми вилками, украденными в столовой Дорогомиловского студгородка г. Москвы. Да к тому же он получает сто шестьдесят плюс районный коэффициент один и пять плюс десять процентов полярки. Какое уж там красть, снимать часы у друга!
Теперь все торжествуйте!
Остается самое нелогичное, как это может и должно быть в детективе, потому что в детективе может быть все.
Часы с меня снял МОЙ НАЧАЛЬНИК!!!
Торжествуйте, ибо в детективе может и должно быть все. Часы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СНЯЛ С МЕНЯ МОЙ НАЧАЛЬНИК УСАТОВ Ю. М. Снял с меня Юрий Михайлович также плащ, пиджак, рубашку и ботинки. Носки и брюки оставил. В носках и брюках он положил меня спать на деревянную кровать, когда я белой заполярной Кольской ночью ворвался к нам в номер гостиницы городского коммунального хозяйства и, хохоча и плача, рассказал ему про Киша, Валеру, Петрозаводск, негра Мгези, работу, шпуры, МГРИ, а также хотел мыться в ванне.
Вот. Снял с меня часы, а теперь говорит (сказал утром), что уважает меня как молодого специалиста, и что, дескать, это на первый раз, и всякое другое такое, что смотри-де я, что если так себя буду иногда вести, то как бы мне в один прекрасный день не распрощаться с нашим золотым замечательным НИИ, который послал меня в командировку на Кольский, платя командировочные, квартирные и сохраняя по месту работы заработную плату.
Вот так Киш. Вот так Валера. Спасибо! Удружили!
А я торжественно при всех заявляю, что больше так не буду.
ОБМАН ЧУВСТВ
Рабочие-шабашники Гаригозов, Канкрин и некто Сима Кучкин нанялись на хлебоприемный пункт строить баню, которой раньше на хлебоприемном пункте не было.
Вернее, была деревянная.
Сначала дело у них шло весьма и весьма успешно. Гладко. Они сделали каменный фундамент, вывели кладку. Рабочие хлебоприемного пункта установили на кладке швеллер. Оставалось только еще немного бетонных работ, да вывести стропила, да покрыть крышу шифером – вот и все. Ну и еще кой-какие отделочные мелочи, которые были указаны в договоре.
Директор хлебоприемного пункта приходил на стройку – громогласный, румяный, в белой кепке, – энергичный человек.
Пробовал раствор, тыкал мощным кулаком в стенку и все спрашивал:
– Ну что, бичестрой? Скоро?
– Скоро. Скоро, – отвечали шабашники.
– Я вижу, что работа у вас кипит, – говорил директор.
– Кипит. Кипит, – соглашались шабашники.
И Сима Кучкин обычно добавлял:
– И скоро вся выкипит.
– Ха-ха-ха, – басом заливался директор. – Вы смотрите, а то денежки ваши – гоп-тю-тю. Вы смотрите.
Иногда он предавался мечтам:
– Вот будет у нас на хлебоприемном пункте баня. Эх, и заживем же мы, ребята. Женское отделение, мужское. Парилка. Душ. Наработался рабочий – и в баню. Мойся, смывай трудовую копоть. А в вестибюле посажу старуху торговать квасом. Поняли? Все будет как в городе. Красота.
– А что ж вы эту красоту раньше не наводили. Сколько лет ваш хапешник стоит, а у вас моются хрен его знает где, по каким-то закуткам ходят чумазые, – возмущались шабашники.
– Милый мой! – Директор приходил в необычайное волнение. – Милый мой! А руки, руки где? Где я каменщиков вам возьму? Где руки? Заняты все. Хорошо вы вот сейчас подвернулись. Так ведь тоже вон сколько заломили, паразиты.
– А ты как думал, Васильич, – веселились шабашники.
А сумму они и в самом деле заломили приличную – пять тысяч, из которых по две Гаригозову с Канкриным, а тысячу – Симе Кучкину.
Так что в словах директора заключалась некоторая правда. Но не во всех. Например, он зря называл рабочих «бичестрой».
Потому что собственно бичом, не имеющим постоянного места жительства, был только Кучкин, скитавшийся от Тюмени до Чукотки и в напарники взятый на станции. За неимением лучшего, а также из жалости к его бледному виду.
А Гаригозов и Канкрин не только не бичевали, но даже имели на двоих однокомнатную кооперативную квартиру в городе Воскресенске Московской области. И высшее образование по геологической специальности.
Но тут следует отметить, что давно уже друзья по своей геологической специальности не работали. Ввиду кажущейся им невыгодности и малой оплаты ее. А кроме того, они ну просто физически не могли усидеть в конторе с 8-ми до пяти пятнадцати, потому что им становилось плохо и хотелось свежего воздуха.
Так что они сразу как кончили институт, так и не работали. Съездили только на полгода в экспедицию, заработали денег да у знакомых еще подзаняли. Чтобы построить однокомнатную квартиру.
И теперь образ их жизни был таков: летом зашабашивали по Сибири и Дальнему Востоку нашей Родины, а зимой находились в г. Воскресенске в полуторачасовой близости от матушки-Москвы, полной театров, концертных залов и ресторанов.
