всем.
Что-то еще приказывал Рысков, но Астманов, сдернув шлемофон, спрыгнул с брони. Кучка дехкан с узелками и хурджинами на плечах брела по обочине. Неподалеку, пропуская колонну, стоял потрепанный, неведомой конструкции автобус, из которого высыпали афганцы, с осторожным любопытством разглядывая страшные жерла динамиков звуковещательной станции, затянутые черной тканью… До Астманова донеслись обрывки разговора: «Тупчи… Только она в себя затаскивает… А потом? Не бойся… Закрыли – значит, не будут стрелять… Кто знает? Я видел у них большую пушку, много мелких стволов. Страшно воет – все сразу вылетает…»
Астманов догадался, что речь идет о кассете для неуправляемых ракетных снарядов, установленной на бронетранспортере. Это было уникальное сооружение. Видом и звуком оно нагоняло больше страху, чем бестолковой залповой «курсовой» стрельбой, конечно, если эти самые НУРСы не были начинены поражающими элементами типа шариков или оперенных иголок.
Справа и слева поблескивали рисовые чеки, кудрявились рощицы. Хорошо, что нет мазанок, дувалов – можно спокойно стоять, только справа сарайчик, явно заброшенный. Эх, «покой нам только снится»! Откинулся десантный люк, и революционер в белом костюме пошел в народ. От конца колонны, завидев Андаки, уже спешил губернатор. Митинг разворачивался заново…
Астманов, будучи не в силах воспрепятствовать «безумству храбрых», решил уничтожить маразм его же силами. Наплевав на секретность члена ЦК НДПА, открытым текстом выдал в эфир: «Докладывает 517-й: товарищ в белом пиджаке организует митинг. Прошу указаний». Указания поступили на непечатном языке, и через минуту Рысков тащил за собой Астманова в толпу поселян, тепло приветствующих губернатора и Андаки…
Разъяснения сущности Апрельской революции, к счастью, продолжались недолго, с бронетранспортеров призывно замахами бойцы, зарокотали двигатели. Рысков каменным голосом скомандовал Астманову:
– К машинам! Переводи: мы не можем здесь стоять. Опасно.
Андаки обернулся на голос и, вскинув голову, уперся горящими черными глазами в полковника:
– Скажите уважаемому дягирвалю, что Ленин в более тяжелых условиях не боялся идти к людям.
Астманов отбарабанил слово в слово революционную фразу Андаки. Рысков, однако, не оробел, напротив, он широким жестом показал путь к бронетранспортеру и язвительно добавил:
– Вот так Владимир Ильич и схлопотал пулю от Фанни Каплан.
– Переводить? – изо всех сил сдерживая смех, спросил Астманов. – Так и сказать «схлопотал»? На фарси – «долго просил», «добивался» получится…
– Я тебе переведу, старлей, – зарычал Рысков, – совсем ошалели агитаторы контуженные.
Скандал, однако, не состоялся, Андаки, раскланявшись с народом, четким шагом проследовал к бронетранспортеру. Колонна стала медленно переваливать через горбатый мост.
Астманов, убедившись, что люк за Андаки надежно захлопнулся и закрыт на защелку, вдруг лихорадочно стал щелкать тангентой, вызывая Воронцова и пытаясь спросить что-то несуразное:
– Шило, Шило! Где овцы? Посмотри, где эти бараны, где? Ты их видишь?
– Я – Шило. Какие бараны? На хер они нам? Справа.
Астманов вновь, как и на площади, испытал приступ отчаяния. На этот раз он действительно опоздал…
Почти одновременно над 517-м просвистели и взорвались две реактивные гранаты. В сети зазвучали короткие сообщения:
– По мне ведут огонь… Я – Шило, долбите по сарайчику справа… Я – 671, у меня два трехсотых, пулевые… Не останавливаться, вперед… Выходите из зоны обстрела.
– Жми, не отставай. Проскочи мост, – бросил Астманов водителю. Пулеметчику команды были не нужны: с видом хищника прильнув к прицелу, сын солнечного Узбекистана методически долбил из КПВТ по сарайчику и жиденькой посадке около строения. Астманов тоже решил внести свою лепту в поражение моджахедов: из «АКСУ» – курносого «автомата порученца» – стал расстреливать подозрительные кочки метрах в десяти от дороги. Как ухо уловило в буханье и треске легкий хлопок запала ручной гранаты – Астманов потом не мог объяснить, но в тот момент пригнул голову к кромке люка. Через пару секунд, одновременно с тугим ударом взрыва, в борт 517-го и край откинутого командирского люка врезались чугунные осколки оборонительной гранаты «Ф-1».
Меняя опустевший магазин, Алешка мельком посмотрел на Андаки. Тот сидел в расслабленной позе, сложив руки на коленях. Это вызывало уважение. Видать, битый генерал, не суетится…
Проклятый сарайчик на глазах превращался в груду хлама. Если и было там что живое, то давно превратилось в котлету, начиненную свинцом и сталью. Рысков так и не сумел остановить шквальный огонь. Ограничителем скорее послужил критический расход боекомплекта.
Выскочив на открытое пространство, колонна остановилась в полной готовности отразить нападение с четырех сторон. В воздухе вновь закружились «МИ-24», сбрасывая бомбы на рощицы, поливая тростниковые заросли огнем из пушек и пулеметов. Рысков появился у 517-го и вопросительно кивнул Астманову. Тот показал оттопыренный большой палец, мол, гость чувствует себя отлично. Рыбак – рыбака… Андаки, очевидно, узревший командира отряда в бойницу, откинул боковою дверцу и с явным удовольствием вылез из брони, где несло тухлыми яйцами и кислятиной от сгоревшего пороха, и бодро, почти без акцента выдал на русском:
– Смотрите, враги нас не любят – мы на правильном пути. Спасибо за помощь, друзья. Только не надо тратить так много патронов. Один патрон – один враг, да?
Рысков, ошеломленный тирадой высокого гостя на «великом и могучем», машинально кивнул и невпопад ответил:
– Этот хана… ханаба… ба… Тьфу ты, простите, ханабадский митинг нам хороший урок, товарищ Андаки.
Полковник вдохнул поглубже и явно хотел сказать что-то важное и решительное, но Андаки протянул ему смуглую руку и властным тоном сказал:
– Не беспокойтесь, я поеду с губернатором.
Через некоторое время кофейный «уазик» обошел колонну и укатил в направлении Кундуза.
Колонна БАПО в целях безопасности вернулась на майдон объездной дорогой – пыльным ухабистым проселком.
517-й БТР переименовали в 178-й. Потом перекрасили в цвета пустыни. Не помогло! Душманы преследовали несчастную машину так, как будто Андаки решил провести в ней оставшуюся жизнь. И в конце концов под Пули-Хумри спалили ей задницу удачным выстрелом из противотанкового гранатомета.
Месть скорпионов
Во время очередного наезда «Кобальта» из Тулукана, несмотря на изрядное количество выпитого спирта-технаря, в редакции был изловлен внушительный скорпион цвета хаки.
Астманов упросил суровых бородатых «кобальтов» не казнить животное, поскольку в его голове, просветленной «отверткой», родилась политическая идея: скорпиона усыпить и разместить на карте Афганистана. Композицию снять и запустить листовкой, с текстом о происках империалистов в отношении Афганистана.
Скорпион умирать не хотел. День он пролежал в блюдечке со спиртом, накрытом банкой, на сорокаградусной жаре и все пытался освободиться. Как не вспомнить, что ему и шестьсот рентген в час нипочем! Пришлось успокоить с помощью дихлорэтана из индивидуального противохимического пакета, при этом и самому надышаться вволю.
На карту скорпион не укладывался. Хвост, по замыслу красиво, не изгибался. Но все же снимок был сделан. Астманов долго разглядывал готовое спецпропагандистское изделие, а потом захохотал и повалился на койку. Вышло, что на Кабул членистоногое ползло с территории Советского Таджикистана.
Астманов всегда подозревал, что когда-нибудь скорпионы отплатят ему за все. За смерть под сапогом, стравливание с фалангами, спиртование и заключение в саркофаги из эпоксидной смолы. Так и случилось при весьма интересных обстоятельствах…
