Здесь, на выскобленном до белизны полу, важно стояли толстенные чувалы, храня в своих полотняных чревах рис на любой вкус. А цена? Все зависит от качества! Это только новичку в удивление, что в зависимости от сорта в пять раз может возрастать цена «сорочинского пшена», как именовали на Руси рис в древние времена.
Астманов вошел в дукан через хозяйственный дворик, предусмотрительно оставив машину с водителем в глухом переулке. На многолюдных улицах Кабула с завидным постоянством подрывали легковой транспорт чиновников новой власти и советских друзей заодно. Техника установки фугасов была поистине гениальной. Заряд укладывался в кастрюлю-скороварку – очень популярную среди бедноты. В ней самое жесткое мясо превращалось в филе, а жилы и кости разваривались до студня, при минимальном расходе дров или керосина. Чумазый бача, бегущий с такой кастрюлей, никаких подозрений не вызывал. А потом чугунный герметичный корпус, начиненный взрывчаткой, закатывался под днище. И все вместе превращалось в убойное осколочно-фугасное устройство. Дело дошло до того, что царандой отлавливал, ближе к обеду, пацанов с кастрюльками. Ну и что? В качестве маскировки юные афганские партизаны стали использовать еще и чайники. Поди разберись, если торговый Кабул ест и пьет, не покидая рабочего места.
Для маскировки на стареньком редакционном «Фольксвагене» были привинчены зеленые «дипломатические» номера неведомо какого посольства, найденные на автомобильной свалке. Астманов не раз примечал издевательские ухмылки «трафиков» по поводу этих номерных знаков. Бьют ведь не по паспорту… Замаскируй под иранца, скажем, донецкого хлопца, сидящего за рулем! К тому же «фолькс» частенько отказывал и его толкали с русскими присловьями, на потеху тем же кабульским «гаишникам».
Дукан принадлежал старому сикху, который доверительно поведал Астманову о том, что оба его сына служат в президентской гвардии. Сикхов в дворцовой охране действительно было немало. Особые требования к отправлениям культа, пище, гигиене привязывали их к дому. Но преданность и исключительная храбрость сикхов искупали все.
Пять килограммов «басмати», килограмм черного риса, зира, барбарис, шафран – разведчики восхищались «пестрым» пловом. Астманов уже укладывал пакеты в парашютную сумку, как за окном ударила короткая автоматная очередь, потом осыпалось стекло витрины и взвизгнула рикошетная пуля. Сикх застонал, вскидывая окровавленное запястье. Захлебнулся дверной колокольчик, и в дукан влетел растрепанный афганец в разодранной рубашке. В смуглой, тощей руке плясал пистолет. Именно этот блуждающий ствол заставил Астманова упасть за чувалы и оттянуть курок своего «макарова», а затем свести усики чеки гранаты, зашитой в наручной сумочке. В случае чего – рви за кольцо и бросай невинный кошелек, якобы в панике. Потому что, когда нужно метать гранату, нет уже времени на то, чтобы ее достать, размахнуться и пр.
Дальнейшие события не поддавались логике. Афганец опасливо заглянул за мешок, натолкнувшись чуть ли не носом на ствол Астманова, радостно взвизгнул и через мгновение лежал рядом, горячечно шепча:
– Алишер, спаси… Тихо, брат, это я, Хайр-Мамад… Тихо, они идут за мной…
Ну, тихо так тихо! Пришлось ткнуть лейтенанта Хайр-Мамада под ребро стволом, а это больно. Тут вновь зазвенел колокольчик, и Астманов услышал повелительный голос:
– Только живым… Он здесь. Быстрее. Нужно уходить.
Командовал явно южанин, кандагарский диалект не спутаешь с другим. И тут из-за пузатого мешка с нутом – бараньим горохом – встает разгневанный хозяин дукана. В левой руке, обагренной кровью, старик держал черную гирю, в правой, на отлете, длинный нож. Это олицетворение мести двинулось на невидимого Астманову противника с львиным рыком и поминанием на смеси пушту, фарси и хинди всех родителей, «гнусных, вонючих трупоедов». На улице вновь простучала, на этот раз длинная, автоматная очередь, послышался отдаленный крик: «Дришь!» (стой!).
– Вставайте. Я выгнал мерзавцев… Уходите, царандой рядом. Дальше мое дело. – Сикх, не выпуская из рук свое оружие, наклонился через чувал к Астманову и Хайр-Мамаду. С запястья на опаловые зерна падали алые капли. Астманов толкнул Хайр-Мамада по направлению к задней двери и, утаскивая за собой покупки, показал старику на руку.
– Это царапина, сынок… Прошу, не говори, что здесь была кровь. – Старый воин скорчил подобие улыбки, указывая на мешки с рисом.
Водитель не растерялся: движок «фолькса» урчал, а сам воин-интернационалист занял удобную позицию за пустыми бочками, держа на мушке дверь дукана.
– Хайр, падай сзади, – скомандовал Астманов и, когда тот улегся на грязную резину, водрузил на него парашютную сумку. – В старый Советский, Мишаня, не торопись, спокойно, улыбайся, автомат спрячь.
– Может, сразу в крепость? Дукандор видел, на чем мы подъехали, искать будут, – понизил голос водитель. – И афошки лучше спрятать. Торчат на виду.
– Какие афошки, Миша, что ты городишь?
– А в сумке, сверху, что? – обиженно воскликнул солдат.
Астманов повернулся и увидел две солидные пачки купюр по пятьсот афгани поверх пакетов с рисом.
– Вот я и говорю, дукандор машину нашу видел, – гнул свое водитель.
До Астманова внезапно дошло:
– Думаешь, что мы дукан ограбили? – Он нервно захохотал и перешел на дари: – Хайр, что это за деньги? Говори, или выкину прямо здесь, пусть бачи кандагарские с тобой разбираются.
– Мои деньги. Я не воровал… Не знаю, зачем они за мной погнались. Не выгоняй…
– Давай, в Советский, Мишка, я еще мясо не купил, – откинулся Астманов на сиденье, понимая, что сомнительной славы налетчика ему не миновать, и все разборки еще впереди. – Хайр, вылезай, прячь свои деньги. С нами, в Бала-Хиссар поедешь. И давай пятьсот афгани. Я тебе батник куплю, а то еще подумают, что «духа» везу.
Пять килограммов баранины (лопатку, грудинку, шею), килограмм думбы (мясник попытался всучить обрезки почечного жира вместо курдючного сала), помидоры, лук, зеленую редьку, кинзу, тархун, три «сабониса». Отдельно, для дам, знаменитый кабульский «Нерон» – гибрид коньяка и рома, убийственное пойло из кишмиша. Да, майку Хайру, притихшему в машине. В окровавленной рубахе через КПП – лишние проблемы. Вот, «Орел пустыни» – не без злорадства выбрал футболку Астманов, предчувствуя, что лейтенант ВС ДРА Хайр-Мамад еще втянет его в большие неприятности. Это у него на морде, скорбной от рождения, написано. И еще гроздь джелалабадских бананов. Это для десантуры на КПП, чтобы нос в машину не совали.
Большой плов состоялся по всем правилам – это когда всем хватает и еще остается на утро. Полезен и вкусен утренний плов для здорового организма, в котором русская водка сожгла избыточный жир. Нужно подогревать его на медленном огне, укрыв кольцами сырого репчатого лука. Последний обычно выбрасывают, но разведчики фыркнули, что это баловство, и съели на рассвете сладкий афганский лук, напитанный сытным духом курдючного жира и конопляного масла.
Присутствие Хайр-Мамада было воспринято разведчиками доброжелательно, поскольку он выдал массу полезных сведений о том, как в Афгане знакомятся, влюбляются и женятся, а также про истинные цены на рынках. Разумеется, Хайр не злоупотреблял спиртным, но все же Астманову пришлось тащить тщедушное тело в каземат, где гость был брошен на свободную койку и заставлен ширмой от ненужных глаз. Разговор о стычке в дукане, кандагарских боевиках и трехстах тысячах, в купюрах по пятьсот афгани, был отложен до утра.
Астманову, заснувшему на шести «кирпичиках» в изголовье, привиделся разъяренный сикх с кривым длинным ножом. Сикх гонялся за Наташкой из пекарни, русоволосой широкобедрой девицей, украсившей большой плов своим присутствием, и в конце концов чиркнул ее выше левого запястья. Известно, к чему снится кровь!
Погадай мне…
Наташка из сумбурного сна не исчезла и тогда, когда Астманов разлепил тяжелые веки. Королева пекарни устроилась за письменным столом, листала персидский словарь. Деликатно так сидела, боком, чтобы не смотреть на спящего. Нравы были светские…
