-х годов, он занимался изучением китайского языка и собственно Китая, в основном по трудам великого синолога архимандрита Иакинфа (Бичурина, скончавшегося в 1853 году). И вот, уже как специалист, он в том же 1881 году поехал в Пекин в составе Русской духовной Миссии. Там он принял участие в переводе православных церковных книг на китайский язык, в сооружении православного храма в Пекине, в собирании китайских книг и рукописей. О. Алексий имел блестящие способности к изучению языков. Он знал основные европейские языки, из них очень хорошо английский. В Пекине он продолжал заниматься изучением китайского языка и его диалектов, а также монгольского языка.
В Китае о. Алексий заболел, – то ли климат оказался для него тяжел, то ли еще что-то, – он долго перемогался, но вынужден был просить об освобождении от участия в Миссии. В начале 1887 года он выехал из Пекина, имея назначение в Киево-Печерскую Лавру. Долгий путь он посвятил изучению деревянных церквей Сибири. Когда он приехал в Лавру, митрополит Киевский и Галицкий Платон почти сразу отослал его на подворье Киево-Печерской Лавры в Петербурге, находившееся на Васильевском острове.
В 1888 году о. Алексий начал выступать в петербургских ученых обществах с докладами об архитектурных памятниках Китая, демонстрируя при этом свои рисунки. В 1889–1891 годах в Петербурге вышло из печати несколько его научных трудов, за которые он получил от Синода наперсный крест. Императрица Мария Феодоровна удостоила его приема и беседы в Гатчинском дворце. Он предложил направить в Пекин группу русских архитекторов, художников и фотографов. В 1895 году о. Алексий вновь едет в Пекин, но через два года вынужден снова оттуда удалиться. И тем не менее за это время он там проделал огромную работу. На этот раз для житья его направили в Оптину Пустынь, где его тепло принял настоятель архимандрит Досифей (Силаев).
В Оптиной о. Алексий, кроме чередного священнослужения, получил послушание иконописца. Двадцать два года провел он в полюбившейся ему обители, пережив двух настоятелей – архимандритов Досифея и Ксенофонта, и сам скончался при третьем – архимандрите Исаакии, уже последнем перед закрытием монастыря. В начале 1920-х годов Оптинский музей бережно хранил его письменные и художественные труды, но после закрытия музея все бесследно пропало. Ни одной иконы, ни одного рисунка не сохранилось. Но в архивы все же попали его ученые рукописи (часть их в 1923 году увез в Москву академик Конрад, – большей частью то, что касалось Китая), а в библиотеки – книги. В «Некрополе Оптиной Пустыни», составленном в 1924 году Н. Г. Чулковой, не значится его могилы. Этот «Некрополь» и не мог быть полным, так как кладбище начало разоряться и вскоре вовсе было уничтожено.
Сохранился фотографический портрет о. Алексия – проницательный взгляд чуть прищуренных глаз, лицо аскета, просветленного постом, молитвою и трудами во славу Божию; короткая полуседая борода и пряди длинных волос, спадающих из-под камилавки на грудь, а на ней – иерейский крест с распятием. Разве забудем мы этого Божьего человека, молитвенника и труженика, православные?
ОПТИНСКИЙ ИСПОВЕДНИК ДИАКОН КИРИЛЛ (ЗЛЕНКО)
Иеродиакон Кирилл, оптинский монах-исповедник, родился в 1888 году в деревне Паск Пирятинского уезда Полтавском губернии в крестьянской семье. Звали его Кирилл Евдокимович Зленко (впрочем, имя Кирилл, кажется, для него только монашеское, – тогда мирского имени его мы не знаем, оно нигде не упоминается). В отроческие годы он, как и все деревенские дети, приучался к обычным крестьянским трудам, но всё же семейные обстоятельства позволили ему окончить двухклассную сельскую школу. Там он был, скорее всего, одним из первых учеников, так как впоследствии – и в монастыре, и на военной службе – он, имея прекрасный почерк и отличную грамотность, был писарем, письмоводителем, а его записи в скитской Летописи говорят и о некоторой начитанности в русской классической литературе. В них также виден философский склад ума, способность рассуждения. Сельская школа также дала ему то, чего многие и в университетах не получали: не только знание, но и чувство церковнославянского языка. От Часослова и Псалтири, не оставляя их, он шел к пониманию сути богослужения и сложного опыта святоотеческой аскетики.
Желание монашества появилось у него рано. Во всяком случае уже в 1905 году, семнадцати лет, он – послушник в Оптиной Пустыни, сначала в обители, а с 26 января 1907 года – в Иоанно-Предтеченском Скиту, где благословлен был на послушание письмоводителя. Он помогал старцу Варсонофию в писании писем к его духовным чадам, а этих писем бывало в день по нескольку десятков. Кроме того, он же помогал старцу по канцелярии скитоначальника. Старец, бывший военный в больших чинах, человек духовно очень тонкий, интеллигентный, поражавший посетителей прозорливостью и безошибочным пониманием души другого человека, стал духовным отцом послушника Кирилла. Это, конечно, была великая Божия милость. В том же году пришел в Скит и юноша Николай Беляев (впоследствии иеромонах Никон, ныне во святых, как и старец Варсонофий), который после трудов на разных послушаниях благословлен был помогать Кириллу в его канцелярских трудах.
Послушник Николай вёл по благословению старца дневник, записывая в него свои беседы с ним. Старец не просто поучал, он воспитывал души своих чад, посвящая их во все тонкости духовной жизни во Христе, – жизни, преисполненной живого чувства, самоотвержения, искренней молитвенности. «Вы увидите, – говорил он, – какое блаженство иноческое житие… Пройдут годы, может быть, десятки лет, а вам будет казаться, что вы поступили сюда только вчера!» В октябре 1908 года, когда Кириллу исполнилось 20 лет, он получил предписание выехать в Пирятин, откуда, после медицинского обследования, отправлен был на военную службу, – тогда служили четыре года. Службу он проходил писарем Главного штаба.
В 1912 году, осенью, Кирилл вернулся в Оптину Сохранилась фотография этого года, – он стоит в военной форме среди трех монахов, из них один – о. Никон, рясофорный инок. С прискорбием узнал Кирилл, что старца Варсонофия в Скиту уж нет, что он переведен весной этого года, на Святой седмице, в Старо-Голутвин монастырь настоятелем. По просьбе Кирилла настоятель Оптиной архимандрит Ксенофонт отпустил его к старцу Варсонофию. Тот с радостью принял его на ту же должность письмоводителя, на которой он был в Скиту. В начале 1918 года (точная дата, то есть месяц и число, неизвестны) Кирилл был пострижен в монашество, вероятно, самим о. Варсонофием. Около старца Варсонофия было несколько оптинских братии. Приезжали шамординские и белёвские монахини, духовные чада его. Шли в тишине настоятельских келлий незабываемые духовные беседы (несколько человек их постоянно записывали). Но старец был болен. В начале 1913 года он особенно ослабел. 1 апреля, в 7 часов утра, скончался.
О. Кирилл почувствовал себя осиротевшим. Он поехал в Оптину, куда вскоре по железной дороге прибыл и гроб с телом о. Варсонофия. При огромном стечении верующих на кладбище обители состоялись похороны великого старца. Многие его уроки и предсказания запомнил о. Кирилл, многое пережил, поддерживаемый памятью о чутком и духоносном наставнике.
24 июня 1913 года о. Кирилл посвящен был на монастырской службе в сан иеродиакона преосвященным Георгием, епископом Калужским и Боровским. В Летописи Скита отмечались служения иеродиакона Кирилла. Например, во время приезда в Оптину Пустынь Великой Княгини Елисаветы Феодоровны, будущей святой преподобномученицы. Она приехала 27 мая 1914 года. Как было отмечено в журнале «Кормчий», на Литургии обязанности протодиакона исполнял старший иеродиакон о. Кирилл, который, при скромном голосе, благообразной и благородной наружности, производил приятное впечатление и немало способствовал торжественности богослужения». 30 мая Елисавета Феодоровна выехала в Шамординский монастырь. Там была торжественная встреча и потом богослужение, в котором участвовал также приехавший сюда с оптинскими иеромонахами о. Кирилл.
В 1916 году он был переведен наконец в любимый им Скит, в который всегда стремился. Здесь, в особенной молитвенной тишине, углубился о. Кирилл в духовное делание. Новое его послушание (кроме очередных служений в храме) было – «библиотекарь и учитель». Очевидно, он помогал малограмотным или вовсе неграмотным послушникам и монахам из крестьян осваивать церковнославянскую грамоту. Кроме того, ему поручено было вести скитскую Летопись, заменить отправившегося на фронт инока Александра Аваева. Записи о. Кирилла в Летописи (он вел их до мая 1917 года) особенно интересны и чем-то напоминают записи, делавшиеся о. Варсонофием в его послушническую пору – в 1900–1902 годах. Крайне мало сохранилось вообще писаний о. Кирилла, поэтому мы здесь приведем несколько наиболее выразительных отрывков.
