искусного кормчего, если за какую-либо науку или искусство никто не возьмется без знающего дело учителя, то кто дерзнет приступить к изучению делом искусства искусств и науки наук, вступить на таинственную стезю, ведущую к Богу, и пуститься в беспредельное мысленное море, то есть в иноческую жизнь… без кормчего и учителя, опытного и истинного?»
Здесь святые Отцы говорят о руководстве старцами жизнью монахов. Но преподобный Серафим, Саровский чудотворец, и Оптинские старцы простерли свое благотворное влияние и на мирян многие из которых, как овцы без пастыря, погибали, не находя пути к спасению. В конце концов жившие в Иоанно- Предтеченском Скиту старцы стали истинными народными учителями. Старцев не забывали и после их кончины, поучаясь их наставлениями, событиями их житий, письмами, – есть книги о них, изданные Оптиной Пустынью и в прошлом веке, и ныне. Их старческое служение продолжается – и здесь, на земле, и на небе, где они предстоят Престолу Вышнего в лике святых.
В 1834 году из Площанской пустыни прибыл в Иоанно-Предтеченский Скит ученик старца Льва иеромонах Макарий. Он уже и сам был опытный наставник, имел духовных чад, но ему желалось быть возле своего старца, жить у него в послушании. В 1836 году о. Макарий был назначен братским духовником всей обители, а в ноябре 1839 года – скитоначальником вместо иеромонаха Антония, перемещенного на должность настоятеля в Николаевский монастырь близ Малоярославца.
Старец Лев относился к о. Макарию не как к ученику, а как к духовному другу, сотаиннику, постепенно приучая его разделять с ним старческие труды. Многих он отправлял исповедоваться к о. Макарию. Старец по каким-либо делам не давал решения без него – то же делал и о. Макарий. «Подождем, придет о. Макарий, – говорил старец, – вместе поговорим». Старец Лев скончался в октябре 1841 года – иеромонах Макарий заступил на его место.
Вот и скитоначальник, и старец, а полон смирения, выражавшегося во всем, – в отношениях с братией, в речи, в одежде, в письмах… Небогат он был здравием, но одевался легко – зимой в потертой шубе, надетой в один рукав, сапоги на босу ногу… Когда отъезжал куда-нибудь (в Долбино, в Севск или Мещовск, а то и в Москву), собирался быстро. Если кто с ним ехал – должен был поспешать. Похвалу себе старец называл «клеветой» и бывал недоволен, когда слышал что-нибудь такое. Многих умилял он, когда пел в храме, особенно покаянные песнопения – как бы великий грешник, со слезами на глазах… И еще многих великих даров удостоен был он от Господа – мира душевного невозмутимого, даров рассуждения и прозрения грядущего. Он был милостив к немощствующим и кающимся, умел наставить словом. Мог утешить и просто взором, благословением – всякий ближний чувствовал его любовь. Братия шли к нему в любое время, даже в час отдыха, когда он читал, – отказа в наставлении не бывало.
Он жил в домике, примыкающем к Святым скитским вратам. Две комнаты, которые он занимал, были украшены видами монастырей, портретами святителей; много было и икон. На столе чернильница, тетради, книги и духовные журналы, которые он выписывал. Как и все в Скиту, он вставал в 2 часа ночи и будил келейников, вместе с которыми совершал утреннее правило. Затем в шесть утра – часы и все остальное. С этого времени келлия его была открыта для всех. «Изумительно было спокойствие старца в минуты его наставнической деятельности! – вспоминал инок о. Евфимий. – Он с одинаковым терпением выслушивал нелепое суеверие и безумное вольнодумство, бессмысленную жалобу крестьянской женщины и замысловатую пытливость эмансипированной барыни, бесхитростный рассказ простолюдина и хитросплетенную фразу: ничто не могло возмутить его христианского терпения, его полного духовного спокойствия – все было покорено им в себе глубочайшему смирению. Это был истинный учитель нравственного богословия и духовного делания. Не цветисты были поучения его, но в них слышался дух, чувствовалась теплота; размягчалось самое ожесточенное сердце».
После кончины старца издано было шесть томов его писем – один к мирянам и остальные к монашествующим. И это не все письма. Нельзя было не удивляться, когда находил он время на писание этих, зачастую пространных, наставлений. Позднее старец Варсонофий благословлял многих и своего письмоводителя послушника Николая читать именно письма старца Макария.
Жизнь старца Макария была постоянным преодолением, с Божьей помощью, разных слабостей, трудностей, болезненных состояний. Он страдал одышкой («занятием духа») и спасался не только молитвой, но и каплями, прописанными врачом. Несмотря на это, он был в постоянных трудах. При нем Скит пришел поистине в цветущее состояние. Благодаря многочисленным жертвователям, почитавшим старца, Скит обстраивался, содержал себя и помогал монастырю. В Скиту и до него были цветы, но при нем он буквально обратился в райский сад. При нем же возведены были каменные столбы и ограда, а также каменные Святые врата с колокольней достроенные в 1858 году.
Одним из значительнейших дел старца Макария явилось издание от монастыря святоотеческих книг, начавшееся в 1847 году книгой «Житие и писания молдавского старца Паисия Величковского». К этому времени в Скиту собралось много рукописей – святоотеческие творения, переведенные с греческого языка архимандритом Паисием, и другие аскетические писания. Начать это дело было непросто, так как по закону церковным книгоизданием имел право заниматься лишь Св. Синод. Старцу помог святитель Филарет, митрополит Московский, член Синода, благословивший это дело и взявший всю ответственность на себя. Среди мирских помощников самыми деятельными были супруги Киреевские, духовные чада старца Макария, жившие летом близ Белева, в сорока верстах от Оптиной Пустыни. Из скитской братии сотрудниками старца были послушник, потом иеромонах Леонид (Кавелин, впоследствии наместник Троице-Сергиевой Лавры, церковный писатель), иеродиакон Амвросий (будущий преподобный старец), иеромонах Ювеналий (впоследствии архиепископ Литовский, тоже церковный писатель) и другие иноки.
Келлия о. Макария отчасти стала похожа на кабинет редактора, так как везде лежали отпечатанные книги, листы читавшихся им гранок. Киреевские присылали эти гранки и книги из Москвы. Изданные экземпляры из Оптиной рассылались по всей России в монастыри, семинарии, духовные академии, епископам и некоторым лицам мирским. Таким образом для монашествующих (и отчасти для мирян) стали доступны аскетические труды, которые ранее в большинстве своем имелись только в рукописном виде – были редки и дороги. Это были творения святых Исаака Сирина, Нила Сорского, аввы Фалассия, Симеона Нового Богослова, аввы Дорофея, Иоанна Лествичника, Марка Подвижника и многих других Отцов. Великой важности совершалось дело. После кончины старца Макария скитяне продолжили книгоиздание под руководством преемника его по старчеству – иеромонаха Амвросия.
В первый же год своего жития в Скиту старец Макарий избрал себе в келейники инока Илариона, будущего преподобного старца. Иларион был у о. Макария в полном послушании в течение двадцати с лишним лет: это была великая, благодатная школа безмолвного жития. Кроме послушания келейного, о. Иларион испросил благословения на заботу о скитских садовых посадках. Окончив ночное чтение неусыпаемой Псалтири (3 и 4-й часы), он сразу принимался за садовое дело. Его усердием все дорожки окаймились прекрасными благоухающими цветами. В его ведении были также яблони и другие плодовые деревья, всегда дававшие обильный урожай. Мало того – занимался он и благоустройством пасеки, так как и это дело знал в совершенстве. А еще варил он для Скита квас, пек хлеб и иногда угощал братию блинами. Знакома ему была и врачебная наука: он имел в келлии аптеку, больные иноки получали от него помощь, а зимой о. Иларион резал ложки из дерева; несмотря на такую занятость он ежедневно выкраивал время на чтение аскетических писаний святых Отцов.
Старец Макарий видел, что о. Иларион имеет великие духовные дары, но до времени не давал ему окормлять духовных чад, хотя они понемногу начали появляться у будущего старца. А во время своей предсмертной болезни старец Макарий открыто поручил о. Илариону нескольких ближайших своих учеников. Умирая, о. Макарий оставил Оптиной двух старцев – Амвросия и Илариона.
Старец Макарий скончался в страданиях, терпя мужественно предсмертную муку. Братия сильно скорбела о нем. В день его кончины, 7 сентября 1860 года, когда читался канон на исход души, он лежал на полу (так просил себя положить). В келлии было множество братии, а те, кто не мог войти, глядели во все окна снаружи, не сдерживая слез. «Судьбы Божии нам неисповедимы, – писал старец Макарий, – каждому из нас Он положил предел жизни… для нас, верующих христиан, смерть не есть всегдашняя разлука, но временное отшествие:
После смерти отца Макария скитоначальником был общий для обители и Скита духовник иеромонах из дворян о.
