— Разумеется, после того, как был подан отчет о случившемся в комиссию профсоюза, начался нешуточный переполох, — улыбнулся я, закуривая сигарету и насыпая в свою чашку полную ложку замечательного растворимого кофе. Лена напряженно слушала, буквально впитывая каждое мое слово, на ее коленях тихо шуршал диктофон.
— Замельева, конечно, оправдали?
— Его никто и не обвинял.
— А вам было страшно, Олег Алексеевич? — Осторожно спросила она.
— Страшно? — Я задумался. — Пожалуй, нет. Страх приходит тогда, когда смотришь со стороны на чужую беду, и понимаешь, что помощь опоздала и ты решительно ничего не можешь сделать…
3
Страх приходит тогда, когда смотришь со стороны на чужую беду, и понимаешь, что помощь опоздала и ты решительно ничего не можешь сделать.
— Слишком поздно, не так ли? — Спросил на транслингве капитан, обращаясь к стоящему рядом с ним на мостике высокому и худощавому молодому человеку, хмуро созерцавшему разворачивающуюся перед его взором печальную картину. Широкие панорамные экраны мигнули, рывком увеличивая изображение, поверх которого бортовой компьютер корабля нанес схематичный рисунок распределения участков высоких температур.
— Быть может, их еще можно спасти, — ответил на достаточно чистом английском тот, отряхивая со лба длинную черную челку, назойливо лезущую в глаза.
— Вряд ли, — покачал головой второй помощник, — слишком хорошо горит.
— Интересно, что бы вы сделали сейчас, оказавшись на моем месте, мистер Яров? — Поинтересовался капитан, вновь оборачиваясь к своим собеседникам.
— Отправил бы на планету челнок с несколькими спасателями на борту и попытался вытащить тех, кто внутри. Всех, кто остался жив. — Откликнулся темноволосый мужчина и снова смахнул с лица непослушные волосы.
— Приемный ангар наверняка разрушен или охвачен огнем, — возразил капитан, — мы не сможем даже приземлиться.
— Можно опуститься прямо на поверхность, — не сдавался тот, — и пройти по ней в скафандрах, там недалеко. База наверняка имеет аварийные выходы наружу, есть смысл поискать.
— Взгляните внимательнее на геограмму, — вздохнул капитан.
Изображение снова сместилось, Яров увидел смятую, морщинистую, изломанную, словно ссохшаяся кора старого дерева, буро-красную низину, покрытую неестественно-высокими и отвесными, точно стена, нагромождениями скал.
— Разобьемся, — констатировал капитан, — а там, где можно сесть — слишком непрочный грунт. Как только на него навалится сорок тонн металла, он просядет, и нас засыплет песком пополам с камнями, либо челнок завязнет настолько, что потом не удастся взлететь.
— Тем не менее, первые колонисты каким-то образом умудрились там сесть, хотя бы для того, чтобы доставить на планету оборудование, инструменты и кислород. — Пожал плечами Яров. — Если мне не изменяет память, эта база существует уже почти двадцать пять лет. А освоение Марса с использованием робототехники началось значительно позже.
— Парень-то дело говорит, — кивнул второй помощник, — наверняка поблизости есть какая-нибудь естественная площадка, пригодная для посадки. Хотелось бы, чтобы она подходила для наших целей: за двадцать с лишним лет техника немножко изменилась… Пожалуй, я отдам приказ центру наблюдения хорошенько присмотреться к этому сектору, может, чего-нибудь и найдем. Капитан?
— Да, делайте все, что сочтете возможным. Мистер Яров, надеюсь, вы не откажетесь составить компанию группе спасателей в непродолжительной прогулке на планету, если ваша догадка окажется верной?
— Разумеется, не откажусь, — улыбнулся в ответ молодой киберпсихолог.
Иллюминаторов бокового обзора на крошечных челноках межпланетных кораблей предусмотрено не было: слишком высока вероятность разгерметизации небольшого пассажирского отсека при входе шаттла в атмосферу, слишком ненадежным выглядело с точки зрения прочности конструкции толстое, бронированное, термостойкое стекло. Яров почувствовал момент отделения челнока от стыковочного блока всем телом, он уловил этот миг, как только изнутри, откуда-то из-под солнечного сплетения, волной хлынуло щекочущее ощущение непривычной пустоты и легкости — едва спускаемый модуль освободился от удерживавших его захватов и поплыл в безвоздушном пространстве, направляемый короткими всполохами двигателей ориентации, на него перестало действовать создаваемое кораблем искусственное гравитационное поле. Наступила невесомость. Спустя несколько минут что-то в пассажирском отсеке едва заметно изменилось: не последовало ни толчка, ни дрожания укрытого изнутри мягкой обивкой корпуса, просто в приглушенный и монотонный гул агрегатов маленького судна вплелся новый, почти не различимый звук — включились маршевые двигатели. Шаттл тормозил, гасил скорость, падая с орбиты в разреженную атмосферу Марса.
— Вот, взгляните, — предложил Ярову второй помощник капитана, которого, как узнал Олег, звали Курт Клайзер. Он нажал несколько клавиш на укрепленном перед противоперегрузочным креслом киберпсихолога портативном пульте, и тут же рядом замерцал жидкокристаллический экран небольшого терминала.
— Мы нашли данный выступ с большим трудом, раньше он скрывался от наших локаторов в тени вот этой вот скалы. Достаточно ровная площадка, порядка трехсот футов в поперечнике и около семи тысяч футов в длину, идет с небольшим уклоном к западу, не более трех градусов. Должны вписаться.
— Вы полагаете? — Усомнился Яров, подозрительно разглядывая узкую полоску каменного уступа, притертого к отвесной стене скалы наподобие коварного горного шоссе. На этой космограмме, сделанной с высоты более двухсот километров, картина выглядела отнюдь не обнадеживающей.
— Все будет в порядке, если только покрытие выдержит. — Попытался успокоить его Курт, и, заметив недоумение киберпсихолога, не замедлил пояснить:
— Эта площадка и использовалась когда-то, как посадочная полоса для челноков. В ее северной части есть даже старый направляющий маяк, правда, он уже давно не работает. Полоса покрыта весьма прочным асфальтобетоном, однако покрытие не ремонтировалось много лет, а с учетом марсианского климата с его суточными перепадами температур, оно вполне могло придти в негодность. Мы проверили по информационной базе международного агентства астронавтики: в последний раз здесь приземлилась восемь лет назад ваша «Зарница», а за два года до этого — американский «Харболл». С тех пор сюда никто не садился.
Яров напряг память. «Зарница» была небольшим российским многоразовым челноком класса «МАКС», переоборудованным для межпланетных перелетов в сороковых годах двадцать первого века. Специалисты уменьшили массу корабля с двадцати семи до девятнадцати тонн, и оснастили его двумя пристыковываемыми на околоземной орбитальной станции разгонными ускорителями, которые и позволяли шаттлу получить необходимый импульс для путешествия в межпланетное пространство. Олег помнил, что в силу малой площади крыла и высокой посадочной скорости, пробег этих челноков по полосе космодрома на Земле составлял порядка двух километров, а с учетом того, что давление атмосферы Марса почти в двести раз меньше, здесь пилотам приходилось применять специальные системы торможения еще на участке планирования корабля. Да и само планирование напоминало скорее «падение» по тем же самым причинам. Яров читал о каких-то конструктивных и аэродинамических ухищрениях, позволявших выровнять полет практически перед самой точкой посадки, без которых челноки неминуемо разбивались бы о поверхность
