карманы брюк, замер, перекатываясь с каблуков на носки и обратно, что выдавало его раздражение, и грубо спросил:
– Вы что здесь делаете?
– Я к вам, Кирилл Андреевич, – пролепетала Марианна, опуская ресницы. От неловкости щеки ее зарделись, ведь, кажется, он заподозрил ее бог весть в чем. – Хотела постучать, а вы сами дверь открыли…
– Ну-ну, говорите, что вам нужно? – отнюдь не подобрел Кирилл, глядя на гувернантку с неприязнью и высокомерием.
Тихие, скромные женщины без косметики на лице, но с ярко выраженным умом на челе и в очах вызывали у него оскомину. Первая жена была умной, вторая сверхумной – и довольно, иначе самому можно ненароком без ума остаться. Теперь его привлекали красивые, без силы и воли, без претензий на величие и звание «премудрой», с чьим мнением все обязаны считаться.
– Мы будем в коридоре разговаривать? – чуть слышно спросила Марианна, робко намекая, что он ведет себя некрасиво.
Кирилл нехотя отступил, давая дорогу гувернантке, та прошла на середину комнаты, остановилась и обернулась. Молчаливый намек он понял, так же нехотя предложил:
– Садитесь. – Сам прошел к столу, но не сел в кресло, скрестил руки на груди. – Слушаю вас.
– Я пришла посоветоваться. Мне кажется, детям не стоит говорить, что их мать погибла, для них это будет большой травмой.
– Конкретно, что вы предлагаете? – поторопил ее Кирилл.
– А то и предлагаю: не говорить! Когда будут похороны, отправьте меня с детьми на пару дней, например, на базу отдыха. А потом скажем, что мама уехала, в дальнейшем я подготовлю их… в общем, найду, что сказать и как. Сейчас много говорят о том, что врать детям нельзя, но в данном случае это будет святая ложь, поверьте.
– Я подумаю, – сказал он и уставился на нее: мол, долго ты еще будешь здесь торчать?
Марианна прошла к двери, открыв ее, обернулась:
– Извините, Кирилл Андреевич, если помешала.
Он не удосужился ни кивнуть, ни хотя бы посмотреть в ее сторону, набрал номер на трубке. В коридоре гувернантка прикрыла за собой дверь, спустилась в гостиную, где на диване, поджав под себя ноги и кутаясь в махровый халат, сидела Полина. Марианна не могла пройти мимо, она присела на край дивана и участливо уставилась на сестру Кирилла. Видя, что та не обращает на нее внимания, Марианна дотронулась до ее узенькой ступни:
– Полина, я уложила Настеньку, теперь еду за ребятами в школу.
– Угу, – кивнула Полина.
– Не расстраивайся так… Да, Полина, Кирилл Андреевич согласился со мной, что детям говорить не стоит.
– Все равно узнают, излишне «добрых» людей значительно больше, чем нам хотелось бы.
– Ничего, как-нибудь переживем.
В доме укоренилась неоднозначная атмосфера: имелось горе, которое, по идее, должно объединять людей, ибо вместе пережить его легче, а все избегали друг друга. При этом повсюду стояла поразительная тишина, словно обитатели дома все вымерли, даже шепота не слышалось, хотя в доме было трое детей. Сгусток отрицательной энергии и раньше бродил по дому, теперь же появилось ощущение, будто он заполнил все щели и углы, притаился за окнами. Но, может быть, так всегда случается в подобных обстоятельствах? Может быть, внезапная смерть останавливает жизнь и живых людей, оттого им становится неприютно в доме, где еще чувствуется присутствие того, кого внезапно не стало.
Глава 2
– Ну, во-первых, она здорово набралась, – рассказывал Таничев Шурику.
– Пьяная была? – уточнил тот, не имея достаточного представления о действии алкоголя на организм. Да, Шурик был такой: если он и пил, то только бокал шампанского по великим праздникам – в отличие от сверстников парень не увлекался даже пивом.
– Именно, – кивнул Таничев. – Дыхательные пути и легкие у нее залиты водой от и до, словно туда ее подавали насосом.
– Как интересно, – оживился Шурик. – А что это значит?
– Либо она чего-то испугалась, но при этом в момент испуга рот и нос ее были погружены в воду. Произошел интенсивный вдох, когда человек вздрагивает и непроизвольно глубоко вдыхает. Либо она сознательно вдохнула под водой…
– То есть самоубийство?
– Не исключено, – неуверенно сказал Таничев. – Хотя сознательно столько воды в легкие не закачаешь.
– Вас что-то не устраивает в версии самоубийства?
– Что меня может не устраивать, Шурик? – усмехнулся Таничев. – Каждый человек вправе избрать тот способ ухода из жизни, какой ему кажется наиболее подходящим. Лично я не топился бы, это очень неприятная штука, поверь, Шурик. Представляешь, ты вместо воздуха вдыхаешь воду, что ты почувствуешь? Не просто удушье, а, полагаю, боль. Твои легкие распирает вода, грудная клетка, кажется, разрывается, за доли секунды ты передумал уходить из жизни, хочешь высвободить дыхание, а не можешь. Это хоть и быстрая, но мучительная смерть. Нет, лично я бы избрал более «нежный» способ.
– А если она все-таки испугалась? Что, например, ее могло напугать?
– Привидение. Безобразное и страшное.
Не обладая чувством юмора, Шурик подозрительно взглянул на него. Ну, конечно, Таничев пошутил.
– Остается самоубийство, – сказал он сурово. – Женщина из обеспеченной семьи кончает собой, значит, есть те, кто этому способствовал или довел ее до суицида…
– Почему тебе так хочется прилепить кому-то статью? – улыбнулся ему Таничев подкупающе-отеческой улыбкой. – Несчастный случай тоже мог иметь место. Не забывай: дама была пьяна, головка у нее плохо варила, она нырнула – и потеряла ориентиры. Запаниковала, не понимая, где поверхность воды, а это и есть испуг, сделала глубокий вдох под водой – так бывает, и довольно часто.
– Мне кажется, надо отработать версию самоубийства.
– Отрабатывай, раз тебе заняться больше нечем, – равнодушно пожал плечами Таничев.
Вдруг появился бодренький Викентий:
– О чем спор?
– О нашей утопленнице, – ответил Таничев, проходя к столу и начиная рыться в бумагах. – Будущему криминалисту Шурику хочется, чтобы она была самоубийцей.
– А что на самом деле? – дежурно поинтересовался Викентий.
– Похоже, несчастный случай, ибо наша утопленница на момент смерти была пьяна в стельку, – сказал Таничев и протянул ему листы. – Держи, Викентий, это по трупу из лесопарка – четыре пули, две из них смертельные. Шурик пока не знает, что в подобных случаях провести грань между «сам» или «провидение» практически невозможно. Не исключено, что она напилась, желая набраться смелости перед тем, как лечь на дно в прямом смысле слова. Не исключен и вариант случайной смерти, по неосторожности.
Читая протокол, Викентий спросил:
– А какая разница: сама или в результате несчастного случая?
– Видишь ли, Шурику кажется, что ее довели до суицида, следовательно, есть виновники.
– Самоубийцам всегда кажется, что их доводят, на самом деле их подводит больная психика. – Викентий опустил листы вниз и строго посмотрел на Шурика: – Слышь, не стоит муру разводить и трепать людям нервы. Поверь, пацан, им сейчас несладко. Раз нет доказательств, что ее убили, а для нас это главное, то и проблемы нет.
– Откуда такая уверенность? – прищурился Шурик, словно у него имелся некий козырь, но до поры до времени он его не вытягивал. – У моего отца был случай, когда самоубийца стал жертвой умной интриги.
– Есть одна маленькая деталь, Шурик, которую ты не заметил по неопытности.
