всем тем, кто «сидел на распределении», невозможно объяснить тяжестью их правонарушений. Они не грабили, не убивали, они вообще, как правило, не совершали уголовн^хх преступлений. Работники торговли и сферы услуг лишь использовали в своих интересах служебные полномочия, которые давало им должностное положение. Но экономическая система в стране была такова, что они могли разбогатеть гораздо больше, чем остальные. Именно за это их ненавидели.
Исторически уравниловка приобретала в России различные формы в зависимости от
408 Есть ли логика в отечественной истории? С. 25
обстоятельств. В органах государственной власти — одни («В министерстве юстиции в начале XIX века создали кассу, куда поступали все взятки, выплачиваемые всеми просителями. Они распределялись между служащими, смотря по чину и занимаемой должности. При этой парадоксальной социализации взяток существовало охранительное начало, так как излишнее корыстолюбие ломало систему»409. В частных заведениях — другие (в т-р^актирах «деньги, данные „на чай', вносились в буфет, где записывались и делились поровну»4 0). В деревнях — третьи («Граф И. И. Шувалов приказывал управителю своего владимирского имения села Мыт в 1795 году: „...землю уравнять так, чтоб одна деревня против другой не имела в излишестве'. В инструкции П. П. Львова старосте есть выразительная запись: „...и смотреть накрепко, чтоб все в земле, в работе, в жилье, достатке и исправности были равны, друг от друга безобидны'»411). Какой бы социально-экономический строй ни был в стране, общество (в стабильные эпохи — рука об руку с государством) изобретало свой механизм уравниловки.
Крепостное право — уравниловка в чистом виде. Весь прибавочный продукт принадлежал помещику, который вправе был забрать его себе или в качестве оброка, или заставляя крестьянина отработать на барщине, используя крестьянский рабочий скот и инструмент. Тот крестьянин, у которого было больше скота и прочего производственного имущества, соответственно больше работал на барина и платил оброк в большем размере, так что стимулов богатеть не было. В течение столетий людей целенаправленно отучали хорошо работать.
Чтобы понять разлагающее влияние крепостничества на трудовую мораль, нет необходимости читать исторические труды. Достаточно познакомиться с положением дел на современн^гх предприятиях, использующих своеобразное «долговое закрепощение» сотрудников путем предоставления им беспроцентн^гх и практически безвозвратн^хх ссуд, которые те просто не в состоянии вернуть и поэтому не могут уволиться из фирмы (см. главу «Неконкурентное устройство русского общества» настоящей книги). Поначалу работа руководителей фирмы облегчается — нет необходимости постоянно повышать текущую заработную плату, можно вкладывать деньги в обучение работников, не опасаясь, что их переманят конкуренты, можно строить долговременные планы ротации персонала, легче прививать «командный дух».
Но постепенно минусы добровольно-принудительного закрепления персонала начинают перевешивать его преимущества. Работники знают, что, во-перв^1х, им платят заниженную зарплату (так как фирма уже дала им ссуду), а во-вторых, что их с работы никто не выгонит (в них вложены деньги, и фирма не может эти деньги потерять). Нет материальн^гх стимулов к труду. И так же, как помещик был вынужден содержать даже ленив^хх и спившихся крепостн^хх крестьян, так и руководство предприятий вынуждено терпеть когда-то ценных, а ныне потерявших мотивацию сотрудников. И толку от них мало, и выгнать жалко.
Поскольку в «долговую крепь» попадают главным образом ценные специалисты и руководители среднего и верхнего звена, понижение их мотивации к труду не проходит
409 Андреев И Похвальная ода чиновничеству // Профсоюзы, 1993 —№9/10 — С 38
410 Гиляровский В Москва и москвичи. М Художественная литература, 1981 —383 с — С. 125.
411 Милов Л В Указ соч С 42
незамеченным остальными и дает негативные образцы поведения для всего персонала. Уровень трудовой морали снижается, вчерашние энтузиасты за короткий промежуток времени превращаются в балласт, внося свой немалый вклад в деградацию системы управления. Стереотипы поведения сотрудников уже ничем не отличаются от обычаев советских времен, нацеливающих каждого на «минимизацию трудовых усилий при фиксированном заработке». Так что в долгосрочном плане конкурентный рынок труда оказывается более выгодным и для работников, и для работодателей.
Другим мощным орудием уравниловки была деревенская община, в рамках которой всеобщее выживание достигалось за счет круговой поруки. Главной функцией общины было отнюдь не повышение эффективности труда, не улучшение обработки земли, а именно нивелировка доходов. Прибавочный продукт перераспределялся не от неэффективного к эффективному, а наоборот, от лучшего работника — к худшему, сирому и убогому, от умеющего — к неумеющему. Так сложилось ныне господствующее негативное отношение к богатым людям, ведь всякий лишний кусок, появившийся у одного члена общины, это кусок, утаенный от перераспределения в пользу бедных, вдов и сирот. В общине богатство социально осуждаемо, а ведь большинство народа жило именно в общинах (в XIX веке — до 80% всего русского населения412).
В основе системы налогообложения также лежала круговая порука. Начиная с Петра I подушная подать рассчитывалась по числу лиц мужского пола и взималась с общины, с «мира». Своей налоговой политикой государство фактически вынуждало общину уравнительно распределять землю. «С помощью подымной, поральной, поплужной подати, а затем при посошном (XIII-XVII вв.), подворном — с 1679 года и подушном обложении государство прямо регулировало отношения внутри общины. Последняя должна была распределять землю между своими полномочными членами, чтоб каждый из них мог выплатить свою долю в общей сумме налога, а эта доля соответствовала размеру надела»413.
Если кто-либо не мог внести назначенную ему подать, то за него должна была платить община в целом. За неимущего платил имущий, за разорившегося платил неразорившийся, за спившегося — тот, кто еще не спился. Для стимулирования эффективности трудно придумать худший механизм. При такой налоговой системе община была вынуждена проводить политику уравнительности, потому что ей было экономически невыгодно, чтобы кто-то из ее членов разорялся.
Если крестьянин пропивал лошадь, то община сама обязывала других членов общины на своих лошадях вспахать и засеять его участок, чтобы он получил урожай и имел возможность заплатить налог. Община «давала бесплатно лес для постройки; если кто заболеет, то мир бесплатно исправлял его хозяйственные работы: убирал хлеб, сено и т. п.» . Община как кластерная хозяйственная единица отвечала за то, чтобы каждый крестьянин выполнил свои обязанности перед государством.
412 См Нестеров Ф Указ соч С 59
413 Воронцов В П К истории общины в России М , 1902 —С 243
414 Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян в XIX веке М , 1986 -С 63
«Взимавшие налоги государство, казна или помещики, обычно проживавшие в городах и просто не знавшие своих крестьян, не могли соразмерить величину оброка с каждою отдельною собственностью.
Крестьянам предоставлялось право самостоятельно раскладывать оброчную сумму, назначавшуюся на всю общину сразу. То есть вместе с раскладкой оброчной суммы предоставлялось крестьянам и до известной степени внутреннее самоопределение. Крестьяне сами распределяли между собой подати и оброки, решали на сходках возникавшие вопросы. Существование круговой поруки и самостоятельная раскладка оброчной суммы вели к соразмерности оброка и платежеспособности крестьян»415.
Такое положение дел, естественно, не мотивировало на эффективную работу. «Крестьянин не только не стремился максимально увеличить площадь своего надела, но и еще старался „скинуть с себя' его часть, а с ним и повинности. С этой целью хозяин держал не двух лошадей, а одну, отговаривался тем, что ему нечем сеять, оставлял часть барской запашки необработанной»416.
Если кто-то начинал получать больше дохода, то барин мог просто увеличить оброк. Так что хорошей работой можно было нанести вред не только себе, но и всей общине. Пока все работали мало и плохо,