Ко второй лестнице мы подошли минут через двадцать. Впереди видно было нагромождение камней, поднимающееся к самому потолку. Где-то там были еще рисунки — лошади и буйволы, нарисованные охрой. Кто их рисовал, я не знаю, может быть, наши предки, может быть, древние карги. Говорят, где-то в зале Сталактитов есть еще рисунки — человечки с копьями, буйволы и обезьяны, но я их не видела.
Подувшись на меня минут пять, кейст снова пошел рядом со мной.
— Здесь жил кто-то раньше? — спросил он.
— Я не знаю. Истереи говорят, что здесь раньше, в древности, было святилище или что-то в этом роде. Но сам знаешь, какая у истереев фантазия. Напридумывают себе что-нибудь, потом еще сами в это поверят.
Кейст усмехнулся, но ничего не сказал. Скоро видна стала галерея третьего этажа и черная тонкая лестница. Уступ третьего этажа направлен был под углом, и вертикальная лестница на высоте переходила в лестницу горизонтальную, и метров пять приходилось идти над пустотой по редким металлическим прутьям. Ребята мои остановились и, задрав головы, уставились на это весьма сомнительное сооружение. Один из мердов присвистнул.
— Лесенка прямо для тебя, — прошептал кейст, толкая меня в бок, — Ни за что не поверю, что ты здесь раньше поднималась.
Я натянуто улыбнулась.
— Ладно, — сказала я, — Хватит болтать. Вот упаду тебе на голову, будешь знать.
Но мне и впрямь было не по себе. А деваться-то некуда, и я полезла. Сначала перед моими глазами была темная каменная стена, потом она отдалилась. Снизу я слышала, как переговариваются и чертыхаются мои ребята, поднимающиеся за мной следом. Добравшись до горизонтальной лестницы, я, крепко взявшись за перила, немного постояла и осторожно переступила на следующий прут.
— Эй, тцаль, долго будешь стоять? — крикнул кто-то сзади.
— Хотите, чтобы я свалилась, что ли? — пробормотала я, переступая на следующий прут.
Так, с остановками, я добралась, в конце концов, до твердого пола и присела, дожидаясь, пока выберутся остальные. Странное ощущение усилилось. Я сидела на корточках, разглядывая глиняный пол, и думала о том, что же это такое, что же я чувствую — Воронов? И да, и нет. Ощущение было похоже. И непохоже в то же время. И я сидела и думала, на что же оно похоже, это ощущение. Легкий холодок в груди, тревога, что еще? Пещера ли это путает меня, или я чувствую Занда? Хочу ли я найти его? О, Боги, как я поступлю, когда найду его? Убью? Так ли это легко, ведь я не смогла бы убить сонга, например? Почему я велела своим ребятам не убивать его?
Наконец, последний мерд прошел мимо меня. Я поднялась на ноги.
— Кто-то идет, — сказал другой мерд, наклоняя растрепанную, мокрую от пота голову и прислушиваясь к далекому звуку.
— Летит, — поправила я и раздраженно добавила, — Шлем надень.
Мерд скорчил рожу, но шлем надел. Звук приближался к нам, и скоро ясно можно было различить хлопанье и шелест крыльев. Через миниту к ним прибавились посвист и щелканье, которыми на ходу обменивались истереи, обсуждая что-то. Скоро они и сами стали видны — три встрепанных, тяжело нагруженных истерея с перемазанными перьями. Увидев нас, они несколько притормозили и возбужденно засвистели, переглядываясь. Наконец, один истерей, видимо, старший, с легкой сединой в перьях, что-то повелительно свистнул, расстегнул на животе ремень, удерживающий тяжелый нагруженный рюкзак, и, сбросив рюкзак на пол, полетел к нам. Его спутники тоже скинули рюкзаки и сели на них, как птицы на насест, выпрямившись и сложив крылья.
Старший истерей, подлетев к нам, взгромоздился на камень — так, что оказался вровень со мной, аккуратно сложил крылья, пригладил перья за ушами и что-то просвистел мне, глядя на меня темно-синими сливовыми глазами.
Я покачала головой. Истерей задумался, и перья за его ушами встопорщились, и сливовые глаза затянулись пленкой. Наконец, он встряхнул головой, и глаза его снова заблестели.
— Очень приятно… — сказал он с сильным присвистом и снова задумался, — Очень приятно встретиться… с-с-с… Lovino?
— Да, — сказала я, — Так тоже можно.
Истерей кивнул и прищелкнул клювом.
— А как по-вашему?
— Охотники, — сказала я.
— Да, Охотники… Lovino — Охотники. Да…. Очень приятно, очень приятно…. Куда направляетесь?
Я едва не рассмеялась и с трудом сохранила серьезное выражение лица. Да, очень приятно, и куда же мы направляемся? Кое-кто из моих ребят тоже усмехнулся.
— Ну да, — свистнул истерей, нервно приглаживая перья за ушами, — Мы торгуем с людьми, — он показал когтистой лапкой на набитые рюкзаки, — Несем красивые вещи, — и подобострастно заглянул мне в глаза, — Показать?
— О, боги, — сказала я, — Ничего не нужно. Идите своей дорогой. Мне плевать, с кем вы торгуете, но, знаете, не нужно говорить, что вы торгуете с людьми, если вы зовете Охотников — Lovino.
Истерей издал весьма сложную и длинную трель, склонил голову и, захлопав крыльями, взлетел и повис надо мной в пещерном мертвом воздухе.
— Благодарю… ваз? — старательно высвистел он.
— Вас, — сказала я.
— Ах да, вас. Благодарю, — он снова задумался, хлопая крыльями и обдавая меня потоками холодного воздуха, — Я хотел бы… с-с-с… отблагодарить… ваз… вас. Не сочтите за… с-с-с…
Он задумался, и тут уж я ничем не могла ему помочь: я не могла понять, что он хочет сказать. Истерей словно впал в прострацию, и глаза его снова затянуло пленкой. Он висел примерно в метре от пола, хлопая крыльями, и выглядел совсем уж странно. Наконец, он очнулся.
— С-с-с… — он засвистел, как вскипевший чайник, — Маленький подарок. Не сочтите за… с-с-с… — и, видимо, решив этим устранить все языковые препятствия, он цирковым жестом вытащил откуда-то подвеску на серебряной цепочке. Подвеска закачалась перед моими глазами. Это было кругленькая, с множеством граней штучка из прозрачного синего камня, не слишком дорогая на вид, но не в обычаях истереев дарить дешевые вещи. Я неуверенно протянула руку. Подвеска легка в мою ладонь, и истерей выпустил цепочку. Посвистев, он развернулся и полетел обратно.
Истереи быстренько собрались и, хлопая крыльями, пролетели мимо нас. Я скривила губы и сунула подвеску в карман брюк, задрав тунику.
— Подарки нужно носить, — заметил кейст, подойдя ко мне, — Дай-ка посмотреть на твою побрякушку. Наверняка, стоит уйму денег.
— На, — буркнула я, — Возьми и загони ее на ближайшем рынке.
— Подарки нужно носить, — повторил кейст, — Тем более истерейские подарки. Они всегда дарят со смыслом.
— Мне показалось, что он скорее откупился от меня. Как же, столько людей с оружием…
Кейст, склонив голову, быстро поворачивал в худых загорелых пальцах мой синенький камушек.
— Может, это какой-нибудь амулет, — сказал он, наконец, возвращая мне подвеску, — Надень, посмотрим.
— Да иди ты, — буркнула я недовольно, снова убирая подвеску в карман, — Идем, чего уставились.
И мы пошли. О пещеры — и тьма, и холод, и сырость, и грязь. Ей-богу, по мне лучше карабкаться по скалам, тем более что скалы здесь не такие уж неприступные, скорее наоборот. А здесь — мертвый воздух, здесь пахнет только сыростью и камнем, здесь не цветут цветы, степная трава не колышется под порывами ветра, здесь нет солнца, жаркого или холодного, здесь нет блеклой луны и ярких звезд, здесь не идут дожди и не бывает засух. Это мертвый, плохой, невеселый мир. Здесь только тьма или чадящий свет факелов. Или сумеречный неестественный свет, в котором видишь мир вокруг, когда задействуешь ночное зрение.
— А знаете, — сказал вдруг один из адраев, высокий, костлявый парень с длинными темными
