Извини. Но нам сейчас лучше остаться одним.
– Что происходит?!
– Мама, мне двадцать пять лет! Это же четверть века! – Теперь у нее дрожал и голос. – Я всю жизнь живу твоим умом, и мне надоело! Я хочу сама поговорить со своим мужем! И хочу, чтобы ты не вставала на его сторону всякий раз, даже не разобравшись...
– Иван! Поди-ка сюда! – громко позвала женщина, и зять не замедлил откликнуться. Он появился на пороге комнаты сразу, как будто подслушивал за дверью, и, возможно, так оно и было. В былые времена, попав меж двух огней, Таня струсила бы и сдалась без боя, но сегодня такая ситуация только насмешила ее.
– Вы меня что, пороть собираетесь? – осведомилась она и вдруг захохотала, не в силах больше сдерживаться. Она зажимала рот ладонью, снова прыскала и сгибалась пополам. Это была настоящая истерика.
Мать и муж молча ждали, когда она успокоится, и только переглядывались. Наконец Иван не выдержал:
– Ну хватит, повеселилась! Ты просто издеваешься над нами! Хоть бы к матери уважение имела!
– Что ты, Ванечка, какое там уважение! – махнула та рукой, не сводя с дочери испытующе-испуганного взгляда. Было видно, что женщина не знает, как отнестись к внезапному бунту со стороны дочери. – Ты слышал, как она со мной теперь разговаривает! Это все после Греции, раньше этого не было! Хотела бы я знать, кто ее там этому научил!
– Никто! – с трудом выдохнула Таня и выпрямилась, вытирая выступившие на глазах слезы. – В том-то и дело, что никто меня там ничему не учил, и я прекрасно без этого обходилась! А паспорта и денег лишилась не по глупости, а из-за несчастного случая, и нечего меня этим тыкать! И вообще, хватит! Если хотите, чтобы я вас слушала и уважала, уважайте и слушайте меня!
– Знаете, милые мои, я в самом деле лучше пойду. – Мать сняла с вешалки куртку и сделала знак зятю, бросившемуся помочь ей одеться: – Не беспокойся, займись лучше женой. Я вечером позвоню.
– Не стоит! – Таня окончательно взяла себя в руки и набрала полную грудь воздуха, готовясь к решительному броску. – Не надо звонить, мама! Мы, скорее всего, еще будем ссориться. Завтра я сама тебе позвоню.
– Это почему же ты так уверена, что мы будем ссориться? – Иван сделал попытку улыбнуться, но побледневшие губы плохо слушались его. – Можно подумать, мы все время выясняем отношения! Честно говоря, ты в самом деле приехала из Греции сама не своя. Я грешу на температуру...
– А я почти здорова! – с вызовом заявила девушка. Она не кривила душой – то ли настойка сделала свое дело, то ли нервное возбуждение уничтожило засевшую в ней болезнь, но чувствовала она себя великолепно. – А ссориться мы будем обязательно, потому что я снова еду в Грецию. Это решено, я ничего не собираюсь обсуждать, а просто ставлю тебя в известность!
В наступившей тишине отчетливо было слышно, как на кухне осторожно шуршит чем-то Юрий Долгорукий. Кот явно проверял пакеты с покупками, которые не успел разобрать хозяин. В другое время его ждал бы нагоняй, но сейчас никто даже не повернул головы в ту сторону.
– В Грецию? – Иван выговорил это медленно, словно пробуя слово на вкус. – На какие же деньги ты поедешь? Или думаешь, что я...
– Нет, конечно. – Таня встретила его взгляд и вдруг увидела в глазах мужа нечто немыслимое – неуверенность и страх! Он боялся жены, потому что больше не знал, как с ней обращаться. Это было настолько невероятно, что она чуть не потеряла дар речи и только после длинной паузы добавила: – Поездку оплатит один мой новый знакомый. У нас там общее дело, а так как своих денег у меня нет...
– Знакомый? – Это Иван произнес почти неслышно. Переведя взгляд на тещу, с интересом ожидавшую продолжения, он внезапно вздрогнул, словно только сейчас ее заметил: – Тамара Семеновна, теперь я вас тоже попрошу уйти.
– А я уже ушла. – Женщина взялась за дверную ручку, не сводя заинтригованного взгляда с дочери. Той даже показалось, что мать смотрит на нее с зарождающимся уважением. – Таня, может быть, ты поедешь со мной? Смотри...
– Нет, мамочка, спасибо, – ответила девушка, отмечая про себя еще одну поразительную вещь – мать явно становилась на ее сторону, даже не разобравшись, в чем суть конфликта! «Вот что значит, держаться с достоинством и не позволять собой вертеть!»
Когда за тещей закрылась дверь, лицо Ивана мгновенно исказилось, словно все эмоции, которые ему удавалось подавлять при свидетеле, разом хлынули наружу. Он шагнул к жене:
– А теперь по буквам – кто это тебе даст деньги? Кто он такой?
– Я только сегодня с ним познакомилась. – Она невольно отступила, но так как прихожая была тесной, тут же наткнулась спиной на стену. – У него в Греции мать, и у нее сейчас крупные неприятности. Он должен ехать...
– А ты здесь при чем?!
– Понимаешь, у его матери нашли вещи Паши, помнишь, те самые, которых не было в гробу! Я же рассказывала тебе... – Таня пыталась контролировать себя, но в ее голосе зазвучала предательская робость. Иван немедленно почувствовал это и выпрямился.
– Ты забыла, о чем мы вчера договорились? – медленно и внушительно проговорил он. – Ты же обещала избавить меня от рассказов о твоем ненаглядном Паше!
– Я и не хочу о нем говорить! – Девушка собрала остатки храбрости и взглянула мужу прямо в глаза. – Я просто поеду, и все, потому что...
– Если ты поедешь, – перебил он, хватая ее запястья и стискивая их с такой силой, что Таня присела от боли, – это будет действительно все! Я разведусь с тобой!
– Пусти!
– Ты поняла?!
– Пусти немедленно! – крикнула она уже в полный голос и, рванув руки, высвободила их. Отскочив к дверям кухни, она смотрела на мужа полными слез глазами. – Ты разводишься?! Нет, это я от тебя ухожу! Тебе не жена нужна, а шведская швейная машинка, такая, как ты продаешь! Выставил программу и гони строчку по линейке! Я так не могу!
Таня ушла в кухню и захлопнула за собой дверь. Потревоженный шумом кот недовольно покосился на нее и мягко спрыгнул со стола, оставив после себя распотрошенный пакет. В зубах у него был кусок буженины, завернутый в пленку. Отступив с добычей в угол за холодильником, Юрий Долгорукий принялся с аппетитом закусывать, о чем свидетельствовало шумное неопрятное чавканье и треск рвущегося целлофана.
– Ну и на здоровье! – сказала ему Таня, налив и залпом выпив стакан воды. – Ешь спокойно, не собираюсь я ничего у тебя отнимать. Пусть хоть кому-то в этом доме будет хорошо!
Глава 12
– ...Я восхищаюсь тобой! Просто восхищаюсь! Никогда бы не подумала, что ты способна на такое! Скажи, а квартиру вы будете делить? Таня, ты что, спишь?
– Уже нет, – ответила девушка, открывая глаза и глядя в темноту. Она лежала на коротеньком диванчике, страшно жестком и неудобном, под головой у нее была непомерно пышная подушка, а в каких-то полутора метрах – Наташа, пусть и невидимая в темноте, зато отлично слышимая. И все же она была почти счастлива. К этому чувству примешивалась смутная тревога, похожая на ту, которую испытывает студент перед сложным экзаменом, и бесконечные «вдруг». Вдруг провал? Вдруг успех? Что будет, если придется вернуться к прежней жизни, что, если мосты сожжены слишком рано и впереди ничего нет, кроме бесконечных поражений?
«Ну уж этого никогда не будет! – подумала Таня, переворачиваясь на другой бок и натягивая на плечи сползающее одеяло. – После того что он мне устроил, возвращаться нельзя! Это значит, растоптать остатки собственного достоинства! А развода не боюсь, я его уже, можно сказать, почти пережила!»
От Ивана она уехала в тот же вечер, когда они поссорились, – ровно неделю назад. За эти семь дней произошло так много всего, что теперь ей казалось, что позади остался целый месяц. Когда Таня собирала сумку, чтобы ехать к маме, муж вмешался, они окончательно разругались, и дело закончилось пощечинами. Пострадавшей стороной была Таня – самой ей так и не удалось дотянуться до лица ревнивого супруга. Тот
