— Но ведь хозяюшка не согласилась бежать с ним!
— А разве я говорил про свои планы? — удивился вампир и обернулся к Дрону Перте. — Сударь, мне бы не хотелось, чтобы между нами оставались какие бы то ни было недоразумения. Вы негодяй и подлец, и сейчас умрёте, однако вы давали Ивоне приют в своём доме, были с ней добры… насколько умели. Я не хочу показаться неблагодарным. За вами остаётся последнее желание и, если его выполнение в моих силах, будьте уверены, я этим займусь.
Дрон Перте гордо отвернулся.
— Не хотите? — осведомился напарник совершенно хладнокровно. — Подумайте, быть может, вы хотите передать кому-то последний привет… распоряжение… или, быть может, предпочли бы, чтобы я позаботился о ваших близких?
При этих словах мне стало дурно, и я откинулась на спинку кресла. Мысль о скорой смерти человека, от которого я видела столько добра и столько зла, казалась мне невыносимой. И, если он умрёт, кто позаботится об Аманде?!
— Делайте своё дело, — презрительно отозвался сын синдика. — Я сумею вам показать, как умирают люди.
— Нисколько не сомневаюсь, — отозвался вампир и прикинул на руке невесть откуда взявшийся нож. Я всхлипнула, и закрыла лицо руками. — Я могу могу усыпить вас, и вы не почувствуете боли. Хотите, сударь?
— Нет, — процедил сын синдика. Я взглянула на него: он был смертельно бледен и плотно сжал губы в ожидании удара. — Хотите убивать — убивайте, и будьте прокляты!
— Благодарю за любезное разрешение, — поклонился напарник, приведя меня тем самым в отчаяние. — Ами, нет! Перестань его так картинно жалеть, этот человек умрёт!
Я не ответила, только с грустью посмотрела в глаза напарника, который ответил мне долгим взглядом. Смерть — законный финал для убийц и мерзавцев вроде Товаля, но можно ли убить человека, пока есть хоть одна женщина, которая будет по нему плакать? А по Дрону есть кому убиваться — хотя бы его матушке и несчастной Аманде, которой так не везёт с женихами.
— Прекрати, Ами! — раздражённо отозвался на мои мысли вампир и опустил нож. — Если я сказал, что убью его…
Дрон Перте мог бы избить меня, связать, мог издеваться надо мной — я была в его власти, но он, пусть и подлец, сохранял остатки порядочности и, похитив, старался защитить от того зла, которое ждало меня по его милости. По-своему он всегда был честен со мной. Безнравственен, но честен.
— Ами, я же сказал… — в комическом отчаянии простонал напарник. — Перестань, прекрати немедленно! Он должен… Ами, я же сказал!
Из угла донеслось шебуршание, как будто пленник устраивался там поудобнее, но ни я, ни вампир не повернулись в его сторону. Просто стояли и смотрели друг на друга. Глаза в глаза, без мыслей, уговоров и возражений. Просто стояли. Милосердие против необходимости. Необходимой жестокости.
— Никогда не связывайтесь с женщинами, — раздался в углу весёлый голос Дрона Перте, и, повернувшись, мы увидели, как выпутавшийся из верёвок авантюрист встаёт на ноги и отбрасывает кинувшегося его остановить мальчишку. — Я правильно вас понимаю, сударь, что казнь отменяется?
— Вы торопитесь с выводами, — поморщился вампир, не выказывая, впрочем, ни малейшего негодования по поводу самоуправства пленника.
— Если бы я ошибался, я был бы сейчас мёртв, — резонно возразил авантюрист. — Извольте же вернуть мне мою шпагу.
Напарник махнул Клоду, и тот, насупившись, выбежал из комнаты, чтобы вернуться со шпагой авантюриста наперевес, однако в руки передавать не стал, кинул в голову и отскочил, спрятавшись за спину моего напарника. Дрон поймал шпагу в воздухе и поклонился.
— Благодарю, мой юный друг. Вот что, когда тебе будет лет пятнадцать — семнадцать, разыщи меня, если тебе надоест общество вампиров. Думаю, я найду применение твоим дарованиям.
— Или убьёте на месте, — хмуро дополнил мой напарник. — Проваливайте-ка сударь, пока я не передумал!
Дрон Перте отвесил шутливый поклон и повернулся к двери, а я замерла, озарённая внезапной мыслью. Сын синдика не мог развязать затянутые моим напарником верёвки, потому что вампиры всегда и всё делают безупречно. Кто угодно мог бы ошибиться, но ни один не-мёртвый не допустил бы подобной ошибки. А это значит…
«Молчи!» — быстро приказал напарник.
Авантюрист остановился на пороге.
— Мне жаль вас, — внезапно произнёс он, не поворачиваясь к нам. — Столько усилий — и всё напрасно.
— Я ещё могу убить вас, сударь, — любезным тоном напомнил мой напарник.
— Не убьёте, — отмахнулся авантюрист. — Если не убили, когда я поднялся на ноги… Вот что, милейший, не ради вас, но ради той девушки, которая спасла мне жизнь… послушайте-ка моего совета, бросьте ваше ремесло, пока не поздно.
— Что за чушь вы мелете? — рассердился напарник, но я видела по его глазам, что он совершенно спокоен.
— Не чушь, милейший, — засмеялся сын синдика. — Вы интересовались переворотом в Дейстрии, не так ли?
Вампир сжал мою руку с такой силой, что наверняка оставил на ней синяки и жестом приказал мне и Клоду молчать.
— Ну, так вот, все ваши усилия напрасны. Переворот уже начался, и завтра об этом будет написано в утренних газетах.
— Вздор! — вырвалось у вампира, и он отбросил мою руку. — Клевета!
— Разумеется, клевета, милейший, — засмеялся Дрон Перте. — Вы, конечно, думаете о своих донесениях, которые пересылали через вашего посла, не так ли? Но, видите ли… ваш посол — наш человек, и мы давно уже разобрались в шифре, который вы используете. Ваше правительство пало, ещё позавчера не подозревая о грозящей напасти. Честь имею кланяться, господин кровосос!
С этими словами авантюрист шагнул за порог и скрылся в предрассветной мгле.
— Скотина! — с выражением произнёс напарник и с силой швырнул нож в стену. Клод бросился его выдирать.
— Зачем ты устроил этот спектакль? — укоризненно произнесла я. — Неужели нельзя было просто спросить?
— Нет, дорогая моя, — грустно усмехнулся Беренгарий. — Этот подлец не сказал бы нам ни одного слова под принуждением, не сказал бы и если бы мы стали спрашивать, уже отпустив. А так он ушёл победителем, и, конечно, не смог удержаться от очередного театрального жеста.
— А зачем ты оставил его развязанным? — полюбопытствовала я. — Неужели не проще было его развязать потом?
— Каюсь, сглупил, — покаянно признался напарник. — Признаться, я надеялся, что он сумеет развязаться, пока мы за домом инсценировали ссору тех негодяев и двойное убийство, но, с другой стороны, меня мучил страх, что он освободится прежде, чем ты проснёшься.
— И зачем же? — сердито спросила я, поняв, что вампир, как всегда, говорит больше, чем нужно, но объясняет меньше, чем необходимо.
— Не хотелось его убивать, — равнодушно пояснил напарник. — Я надеялся, что он расскажет всё тебе, пытаясь склонить на свою сторону, но не повезло. Ты слишком волновалась, чтобы продолжать спектакль, а я не выдержал: противно, знаешь ли, стоять и слушать, как этот субъект с тобой заигрывает. Но какая теперь разница? Он всё равно раскололся.
Вампир присел на ручку кресла, и я прижалась к его плечу.
— Что теперь?
— Ничего, — произнёс напарник бесцветным голосом и машинально взъерошил мне волосы. — Дождёмся утренних газет.
