Его вводят в залу. Казначей с женою и двумя дочерями встречают его, чуть дотрагиваясь до полу, и шопотом рассказывают ужасное событие, как его высокопревосходительство разбили лошади, как выпал его высокопревосходительство из экипажа, к счастью подле их дома; рассказывают, что его высокопревосходительство весь разбит и лежит без памяти на диване в гостиной, и просят войти туда осмотреть, раны его высокопревосходительства.
— Как же это можно! — говорит лекарь. — Войти без особенного на то приказания его превосходительства! Не лучше ли подождать, когда он очувствуется и потребует медика?
— Помилуйте, Осип Иванович; что вы изволите говорить? Его высокопревосходительству нужна неотлагаемая медицинская помощь, потому что вся голова его от сильного удара при падении приведена в окровавленное состояние.
Лекарь убедился словами казначея; поправив мундир и шпагу и взяв в правую руку треугольную шляпу, он вошел в гостиную.
На диване лежал средних лет мужчина с окровавленным лицом, с огромной посиневшей шишкой на лбу, в сюртуке, на котором сияли три звезды.
— Пощупайте у его высокопревосходительства пульс, Осип Иванович, — сказал тихо казначей.
Лекарь пощупал пульс и пришел в себя, потому что его высокопревосходительство действительно был без памяти.
— Что скажете?
Осип Иванович покачал головою.
— Не нужно ли пустить кровь?
— Да, нужно бы! Его высокопревосходительство без памяти. Нехудо бы послать за фельдшером.
— Помогите, почтеннейший Осип Иванович! Вы представьте себе, что его высокопревосходительство будет почитать вас и меня своими спасителями. Если б не я, действительно он погиб бы, изошел бы весь кровью. Надо же быть такому счастью: еду в театр, выезжаю из ворот, слышу стук экипажа и вдали крик, а под ногами слышу стон. Что это значит, думаю себе. Стой! Слезаю с дрожек, гляжу, — что же? Его высокопревосходительство у мостика лежит в канаве, весь разбит, как видите. Экипаж, верно, опрокинулся, лошади понесли под гору и, верно, прямо в Днепр…
— Необыкновенное счастье, — подхватила жена казначея, — что коляска во-время опрокинулась, иначе и его высокопревосходительству быть бы в Днепре.
— Помогите скорее, Осип Иванович, — прервал казначей, — за спасение жизни он возьмет нас под свое покровительство.
— Употреблю все искусство. Мы пустим ему кровь… Послали за фельдшером?
— Послали, послали! — отвечала жена казначея и две ее дочери.
Лекарь подошел к больному.
— Голова вся разбита!.. Боюсь, не потревожился ли мозг, — прибавил он важно.
Фельдшер пришел. Руку больного освободили из рукава, натянули, перевязали выше локтя; жила напружилась, ланцет щелкнул, кровь брызнула в потолок.
—
- Боже, он умирает! — вскричали все женщины и выбежали вон.
— Что? Нет надежды, Осип Иванович?
— Посмотрим! Помогите держать руку его высокопревосходительства, — отвечал лекарь, и при помощи казначея и фельдшера снова натянули руку больного, и снова ланцет стукнул, а кровь брызнула струей.
—
— Боже, что вы сделали! — произнес казначей.
—
Судорожная дрожь обняла больного; долго продолжал он бредить; но слова его заглушались стуком зубов. Наконец умолк, впал в совершенное бесчувствие.
— Есть ли надежда, Осип Иванович? — спросил казначей.
— Увидим, что скажет ночь, — отвечал лекарь.
Целую ночь лекарь и казначей провели в дремоте подле больного. Под утро он пошевелился; глубокий вздох вылетел из груди.
— Слава богу, будет жить! — вскричал лекарь.
—
— Он приходит в чувство! — сказал, перекрестясь, казначей.
—
— Слышите? Друг государя! Его высокопревосходительство прямо из столицы! — прошептал казначей на ухо лекарю.
Больной снова заговорил что-то невнятно и потом продолжал:
—
— Успокойтесь, ваше высокопревосходительство! Осип Иванович поможет вам; а у меня в доме вы изволите быть как у себя в доме…
— Тс! — прервал лекарь слова казначея. — Не говорите теперь с его высокопревосходительством; он еще не пришел в себя, оставьте его; он, кажется, заснул. Я, между тем, схожу домой отдохнуть и приготовить необходимую микстуру из хины; о, это новое вернейшее средство от всех болезней: все роды лихорадок как рукой снимает, а всякая болезнь есть не что иное, как лихорадка. Вы сами видите пример над его высокопревосходительством. Ушиб сам по себе есть не что иное, как наружное воспаление; а как ужасно его трясло; стоит только прекратить внутреннюю дрожь, и все кончено.
И лекарь отправился домой; но у ворот столкнулся он с городничим во всей форме, который торопился представляться генерал-губернатору.
— А! Осип Иванович!
— Куда вы?
— К его высокопревосходительству, донести о благосостоянии города.
— Невозможно! — вскричал лекарь. — Не может принять; он только что стал приходить в себя; лошади разбили его жестоким образом; но я принял все необходимые меры,
— Какие, сударь, меры с вашей стороны? Как начальник города я должен принимать все меры и первый явиться к его высокопревосходительству для получения приказаний!
— Как вам угодно, господин городничий: я не буду виноват, если его высокопревосходительство не выздоровеет! — отвечал лекарь.
Городничий вошел в переднюю. Казначей вышел к нему на цыпочках.
— Тс! Его высокопревосходительство уснул.
— Я удивляюсь, господин казначей, — сказал городничий строгим тоном, — каким образом вы осмелились предложить его высокопревосходительству дом свой и вмешиваться в распоряжения полиции!
— Помилуйте, — отвечал казначей, — его высокопревосходительство в глазах моих разнесли лошади, и я поднял его подле моего дома всего разбитого, без памяти…
— Тем хуже, сударь! Без ведома полиции вы не смели поднять на улице человека беспамятного, и тем более внести в свой дом! Мое дело было исследовать, кто такой лежит на улице в бесчувственном состоянии, и, узнав, что генерал-губернатор, отвести ему приличную квартиру, а не лачужку, сударь!.. Это происки, государь мой! Вы подкапываетесь под свое начальство; вы человек беспокойный, вы не знаете подчиненности! Генерал-губернатор у вас в доме, а вы смеете быть в халате! Я донесу, сударь, на вас! Ей, хожалый! Как только его превосходительство проснется, донести немедленно мне!
Городничий скорыми шагами вышел из передней, отправился в полицию приводить все в