Найдите убийц!
— Эти будут найдены, — уверенно отозвался прокурор.
— Замечательное явление, — подхватил военный юрист, — повторяется тип преступления — корзинки, отправка багажом.
— Опять преступление? — воскликнула Дьякова. — Говорите, Бога ради, о другом.
— За здоровье двадцать лет проживших в супружеском согласии, — шутливо крикнул Горянин, поднимая бокал.
Гости охотно поддержали тост и поспешили к виновникам торжества с бокалами и поздравлениями. Настроение повысилось, и вечер пошел своим чередом. После хорошего ужина в тоне беседы всего общества чувствовалась какая-то особенно дружественная нотка, словно все друг с другом сблизились.
Жизнь ведет людей каждого своей колеей, но судьба незримо перепутывает следы, сбивает дороги и ткет свой узор из тысячей жизней, переплетая их, как искусная ткачиха на своем станке. Не раз случается, что чуждые друг другу люди, не знавшие до того один другого, внезапно начинают влиять на счастье и несчастье другого: вдруг в тихую жизнь одних ураганом врывается жизнь какого-то нового индивида, ранее чужого, и происходит катастрофа. В мире всегда так. Никто не знает, зачем что-либо случится, куда влечет судьба, откуда является какое-либо влияние и для чего свершается то или иное событие. То, что люди зовут случаем, чаще бывает неизбежным и роковым.
Чемизов проводил Дьякову и поехал к себе домой; генерал Чупрынин доиграл девятый робер и отправился домой со своей генеральшей. Хрюмин и прокурор тоже вернулись в свои квартиры. Горянины проводили последних гостей и стали устраивать себе спальню в кабинете, так как их обычная спальня, превращенная в карточную, носила следы пребывания многих гостей. А судьба плела свой узор и вплетала нити жизни в клетки своей канвы.
IV
ПОИСКИ НАУДАЧУ
Генерал Чупрынин с женой всем рассказывали про вчерашнюю находку их Милорда. Прокурор, бывший на вечере у Горянина, лично заинтересовался этим делом, и в течение недели во всех слоях общества только и говорили что о таинственных кровавых находках, а в газетах репортеры наживали денежки, спеша производить во всех статьях не только сообщения из полиции, но даже собственные соображения на тему: 'Таинственное преступление'.
Суд передал это дело следователю по особо важным делам, а градоначальник на обычном докладе начальника сыскной полиции сказал ему:
— Особенно прошу обратить внимание на это преступление. Оно наделало много шума, да и вообще в столице не может быть не раскрыто такое страшное дело.
— Употреблю все старание, ваше превосходительство, — ответил начальник сыскной полиции и, вернувшись с доклада, сказал своему помощнику: — Во что бы то ни стало, Август Семенович, это дело надо распутать. Нашумело оно, и мы должны отыскать преступников.
— Употреблю все старание, ваше превосходительство, — ответил помощник.
— Что нашел доктор?
— В чашке нарублено мясо всего трупа. Доктор нашел там большой палец руки, пальцы ноги, внутренности.
— Я думаю сначала поручить дело этим… как их?… которые нашли.
— Чухарев и Калмыков.
— Вот им. Каковы они?
— Старательные и горят рвением.
— Ну, ну! И каждый день мне доклад.
— Слушаю, — сказал помощник начальника сыска и, выйдя из кабинета последнего, тотчас вызвал к себе Чухарева и Калмыкова. Когда те явились, он сказал им: — Его превосходительство поручает вам расследование дела о таинственном преступлении. Теперь у вас случай отличиться. В городе только и говорят об этом деле.
Лица Чухарева и Калмыкова просияли.
— Употреблю все старания, — сказали они в один голос.
— Ну и с Богом! Каждое утро мне докладывайте, как идет дело.
Агенты поклонились и вышли из кабинета помощника начальника.
Маленький, рыжий и более экспансивный Чухарев, едва они вышли в коридор, сказал Калмыкову:
— Мы, Потап Никитич, пройдем в «Плевну» и поговорим. Надо действовать согласно; дело мозговое.
— Пройдем! — мрачно ответил Калмыков.
Они спустились вниз, оделись и через двадцать минут уже сидели в отдельном кабинете трактира «Плевна». Перед ними стояли графин водки, селедка, грибы, вареный картофель и горячая солонина; несмотря на раннее время, из общего зала до них доносились звуки вальса 'Дунайские волны'.
Чухарев налил в рюмки водку, чокнулся с Калмыковым, опрокинул рюмку с таким видом, словно это была вовсе не водка, а уксусная эссенция.
— Вот и поговорим! — начал Чухарев. — Прежде всего это — несомненное преступление…
— Дурак, — лаконически сказал Калмыков. — Кто же не знает, что это — преступление?
— Я это для слога. Ну, хорошо. Итак, убита женщина.
— Опять это все знают.
— Ах, не перебивай! Убита женщина. Но чего ради? А? Из ревности — раз; чтобы отвязаться — два; чтобы ограбить — три.
Чухарев отложил вилку и, выставив красную, веснушчатую руку, загибал на ней пальцы.
Калмыков слушал и ел с таким мрачным видом, словно на тарелках лежали не солонина, картофель, грибы и прочее, а куски изрезанной женщины.
Но Чухарев забыл о еде и продолжал:
— Разберем. В первом случае я допускаю женщину, но в остальных двух — только мужчина. Ищи мужчину. А какие следы? А?
Калмыков, продолжая хранить молчание, налил себе четвертую рюмку водки, выпил и стал доедать солонину.
А Чухарев продолжал:
— А какие следы? Никаких. Но есть кончики, — он поднял палец, увидел себя в зеркале и лукаво подмигнул себе, — и какие кончики!..
— Да говори, черт тебя возьми, попросту! — вдруг почти крикнул Калмыков, окончив еду, потому что на тарелках ничего не осталось.
Чухарев обидчиво взглянул на собутыльника и торопливо проговорил:
— Я разумею веревки, клеенку, картонку и глиняную чашку.
— Это значит, ты полагаешь необходимым разведать, кто купил эти предметы?
— Единственный способ.
— Неделю тому назад, десять дней, две недели? — вопросительно произнес Калмыков.
— Единственный способ, — повторил Чухарев.
— По всему Петербургу?
— Единственный спо… — начал было опять Чухарев свои излюбленные слова, но Калмыков не дал ему договорить, а прервал его выкриком:
— Ну, ты и ищи!
— А ты?
— А я буду опознавать личность — предъявлю фотографию по участкам.
