обратилась к новому барину, — что вы мне эту девушку уступили — я привыкла к ней очень. Как я благодарна вам!
'Вот что еще меня ожидало!' — подумала я себе и прямо к Андрею пошла.
— Прощай, Андрей, прощай, желанный!
— Не плачь, не тужи, поможешь ли? — говорит он. — Пойдем к барыне…
— Да что ж, — молвлю, — подарит она нас по своей доброте рублем или платьицем с своего плеча…
— И то правда! — проговорил. Голос приказчиков послышался. — Иди, иди скорей, — гонит меня Андрей, — иди, боюсь, он тебе скажет что.
Мне же словно какая-то надежда в душу вошла: попытаюсь, попрошусь у барыни! Все думаю и все никак время не выберу, не застану ее одну.
Уж карета запряжена, а я еще ей ничего не сказала… уж одеваются… Тогда я не смотрела, кто был тут, стала ее просить, молить: 'Оставьте меня! у меня жених есть любимый!' — 'Ах, ах, Игрушечка! не стыдно ли тебе, и ты меня могла бы оставить? Ах, как же это можно! Боже мой! все нас покидают!' И заплакала…
Повели ее под руки в карету, посадили… втолкнул и меня кто-то, и помчались мы…
Еще раз увидала я Андрея… стоял он при дороге белый как полотно и поклонился…
Мелькнуло лицо барина нового и глаза его холодные.
Через два месяца пришло известие из Рогожина, что несчастье случилось… Шесть человек на поселение пошло… Андрей шестым…
А мы вот переехали к барыниной тетеньке — поселились у нее, да и живем себе…
Никого мне, ничего знакомого, только вот портрет барышни покойницы; кудрявенькая и веселенькая она на портрете: такая была она, когда меня Игрушечкой назвала.
Далеко ж теперь Игрушечка переброшена, далеко…
Барынина тетенька уж старая барышня, седая и скупая. Ходит она вся в черном и часто молебны служит, а платит она за них не деньгами — мукой, или овсом, или круп пошлет. Дом у ней большой, комнаты темные, и везде черные коврики суконные перед порогами. Кругом дома амбары, кладовые — везде тяжелые замки висят; сады — и те замкнуты. Девушки горничные все кружева плетут, барышня продает, и все говорят шепотом, тишина в доме, тишина, только барышнина собачонка заливается лаем звонким… Скучно моим господам у тетеньки; похудели и побледнели, у ней живучи, и словно полиняли… Приду я барыню раздевать ввечеру, а она мне жалобно:
'Игрушечка! скажи хоть ты что-нибудь веселое!' Только они входят к тетеньке, — тетенька тотчас свои очки возьмет, протирает, наденет и глядит им в глаза и головой качает: 'Ох, ох! весь вы мой домишко разнесете, размотаете, только я глаза закрою, все у вас прахом пойдет!' Охает и все одно им твердит. Они уверять ее почнут: 'Да можно ли, да мы никогда', а она головой качает…
Меня выучили кружева плесть… вот я кружева плету и век свой изживаю… Много время с той поры прошло, как я сюда приехала, много тоски, много скуки едкой пережито… Да ни к кому уж я сердечно не привязалась, ни к кому уж и не привяжусь… Только сердце забьется, только душа повлечет — видится мне впереди пустая степь безбрежная, дальняя дорога, да тоска жгучая, да слеза одинокая…
ПРИМЕЧАНИЯ
Марко Вовчок (Биографическая справка) Русско-украинская писательница Марко Вовчок (псевдоним Марии Александровны Вилинской-Маркович) родилась в 1834 г. в селе Екатерининском, Орловской губернии, в семье армейского офицера. С 1846 г. воспитывалась в харьковском пансионе. В 1848 г. переезжает в Орел, где вскоре сближается с выдающимися представителями местной интеллигенции (этнографом П. Якушкиным, славянофилом П. Киреевским, писателем Н. Лесковым, ссыльным членом кирилло-мефодиевского братства этнографом А. В. Марковичем и др.). Под влиянием этой среды знакомится с творчеством Шевченко, изучает устно-поэтическое народное творчество и крестьянский быт и становится активной поборницей отмены крепостного права. Начала писать на украинском языке в 1857 г., первые свои произведения посылала жившему тогда в Петербурге украинскому общественному деятелю и литератору П. Кулишу. В конце 1857 г. вышел сборник рассказов Марко Вовчка из украинского народного быта ('Народнi оповiдання'), в которых правдиво показан экономический и моральный гнет, налагавшийся на украинский народ условиями крепостнической действительности.
Сборник встретил горячее сочувствие со стороны передовой русской и украинской общественности и выдержал два повторных издания (1861 и 1862 гг.). В 1859 г. 'Народнi оповiдання' были переведены на русский язык И. С. Тургеневым. В предисловии к переводу Тургенев называл имя Марко Вовчка 'дорогим… для всех его соотечественников' и отмечал 'потребность сделать его таким же и для великорусской публики'. В том же году М. Вовчок выпустила в свет второй сборник своих произведений на русском языке — 'Рассказы из народного русского быта', также имевший большой успех. В «Современнике» разбору рассказов М. Вовчка была посвящена большая хвалебная статья Добролюбова, который писал: 'Великие силы, таящиеся в народе, и разные способы их проявления под влиянием крепостного права — вот что мы видим в этих рассказах. Тон автора обрывисто-певучий, характер рассказа грустный и задумчивый, второстепенные подробности, полные чистой и свежей поэзии… все это осталось таково же, как и в прежних рассказах'.
Марко Вовчок была близка к кружку Чернышевского, Добролюбова и Некрасова, поддерживала дружеские связи с Тургеневым; живя за границей (1859–1867), общалась с русской революционной эмиграцией в Париже и Лондоне. Возвратившись в Россию, деятельно сотрудничала в журнале 'Отечественные записки', печатая в нем повести и романы, посвященные изображению разночинной интеллигенции ('Живая душа', 1868, 'Теплое гнездышко', 1873, 'В глуши', 1876, и пр.). Лучшее произведение Марко Вовчка, написанное в это время, — 'Записки причетника' — талантливая сатира на привилегированные слои провинциального духовенства.
В 80-е гг. М. Вовчок издавала иллюстрированный журнал 'Переводы лучших иностранных писателей'. Здесь помещались ее переводы 'Сказок Андерсена' и романов Ж. Верна. Затем М. Вовчок постепенно отходит от активного участия в литературной жизни.
Умерла М. Вовчок в Нальчике, в 1907 году.
Впервые опубликовано в журнале 'Русский вестник', 1859, № 3. Печатается по изданию: 'Рассказы из народного русского быта' Марка Вовчка. Изд. К.
Солдатенкова и Н. Щепкина, М., 1859, которым пользовался Н. А. Добролюбов при работе над своей статьей 'Черты для характеристики русского простонародья'.