— То есть у тебя совсем ничего нет?
— Нет!
Взревев двигателем и выпустив облако гари, машина специально наехала гусеницами на труп гозорца. Вот уж воистину, на войне каждый развлекает себя, как может; для одних она ад, а для других мать родная. Я был из первой категории. Война была худшим кошмаром, когда-либо произошедшим в моей жизни…
Некогда зеленая долина была настолько изрыта и изуродована кровопролитными боями, что даже неприхотливые к местности танки «Центурион» с трудом ворочались в залитых грязью колеях. Проваливаясь по пояс в воду и жирную грязь, мы брели в сторону уходящего от нас фронта, где передовые эшелоны сильно потеснили оборону врага. Придя в себя после первых часов кошмарной высадки, Имперская армия погнала гозорцев взашей.
— Где лейтенант Торнвальд?
— Где все? Нас бросили?
За меня хватались руками оставшиеся в живых новобранцы, ошалевшие и полностью деморализованные. Те, кто уцелел, спешили прибиться к любой боеспособной группе.
— Да отпустите меня! Откуда мне знать?! — злился я на них, стараясь удержаться на ногах и не свалиться в яму с грязью.
Лес превратился в сплошные воронки. Кое-где из воды торчали чудом уцелевшие стволы деревьев, обожженные до состояния угля.
— Двигайтесь разреженными цепями. Группами не бродите, — учил я новобранцев. — На одного человека тратить заряды они не станут. В случае контратаки не бегите…
Прямо перед нами полскалы вдруг словно языком слизнуло. Это неизвестно откуда прилетела ракета, к счастью для нас, не ядерная. Куски скалы убийственной картечью прошлись по нашим цепям.
— Берегись!
Со всех сторон раздавались вопли ужаса.
Поскользнувшись на камне, я с проклятиями провалился в грязевую воронку и погрузился по самую макушку. А когда вынырнул, то нос к носу столкнулся с мерзкой тварью, похожей на шипастую мурену. Бессильно скребя зубами по стеклу моего шлема, она обвилась вокруг меня кольцами и стала усиленно душить. Солдаты, заметив мои бесплодные попытки высвободить руки, повыхватили ножи из магнитных ножен и пришли мне на помощь. Мерзкая тварюга прилипла ко мне сильнее, чем кредиторы, стараясь переломать кости, которые уже начали зловеще хрустеть.
— Держитесь, сержант! Мы вас вынесем! Эй, носилки сюда…
— Мне не нужны носилки! Отпустите!
Меня заботливо поставили на ноги и вложили в руки лучевую винтовку.
— Спасибо, вы здорово рисковали, — выдавил я. — Эти шипы очень ядовиты.
— Какой разговор, сэр! Всегда пожалуйста.
Солдат, в котором было меньше всего от легионера, а больше от фольклорного лешего из трясины и водорослей, помог мне выбраться на островок суши.
— Сержант, впереди промышленная зона. Надеюсь, нам не придется идти через нее?
— Я тоже на это надеюсь, — буркнул я, забрасывая на плечо тяжелый гранатомет. — Разбирайте оружие мертвых и идите за мной…
— А как же тела? Мы не можем их тут бросить! — возразил один из бойцов. — Мы должны…
— Еще как можете! — оборвал я его нытье. — Мертвые не наша забота, а медслужбы да, пожалуй, Единого. Вы трое будете разведкой, а вы — замыкающими. Раненых возьмем с собой…
После очередного привала нас на танковой броне подбросили до ближайшей танковой стоянки первого легиона, в котором я и имел «удовольствие» служить. Сухой квадрат примерно в пять гектаров был под завязку забит военной техникой и атомными пушками, закрытыми от неприятеля, дождя и пепла пластиковыми чехлами. Мой наметанный взгляд не могла обмануть их видимая бесформенность. Солдаты в буро-зеленых доспехах разгружали воздушный транспорт, вынося из него серебристые ящики со зловещим символом — атомный взрыв в венке из дубовых листьев с перекрещенными под ними артиллерийскими стволами. Тишина нарушалась далекими раскатами пушечной и ракетной стрельбы, по небу змеились светящиеся росчерки — на орбите продолжалась битва за ближний космос. Мне стало ясно, что гозорцы сражение еще не проиграли. Они не могли потягаться с нами по количеству космических кораблей, авиации и материальному снабжению, но могли осложнить жизнь бесконечными атаками на растянутые линии коммуникаций. Необходимо было поскорее подавить все очаги сопротивления.
— Не хочу обнадеживать, но факты налицо. Мы отбили плацдарм… Правда, немалой ценой, нас здорово потрепали, но отбили! — ликовал Чак, довольный тем, что еще жив.
— Это и есть романтика войны? Доблесть и честь? — медленно закипая, спросил я.
Винить его было не за что. Просто ему повезло, а нам нет.
Мой голос утонул в грохоте и вое. Над головой с ревом разъяренных фурий пронеслись звенья истребителей, растворившись на фоне изрыгающего пепел вулкана. Один из астероидов, врезавшись на огромной скорости, разбудил гиганта, дремавшего до этого тысячи лет. Теперь он доставлял нам массу неприятностей.
— Чего мы добились их смертью? Так войны не ведут! Нужно действовать тоньше.
— Ты не прав, Ингвар! — возразил Чак. — Благодаря передовым подразделениям мы выиграли время. Ты забыл, как начинали мы сами: ты, я и остальные? Нас бросили в бой раньше, чем мы научились сражаться. Кроме того, они знали, на что идут, попав в легион…
— Они не знали этого, как и ты, и я, и остальные! Их насильно загнали в ряды тех, кто делает самую тяжелую работу. Когда мы выберемся отсюда, я снова напишу прошение о переводе куда угодно, только бы подальше от легиона.
— Это глупость, дружище! Из легиона существует только два пути: пластиковый мешок для трупов или вечная слава в веках! Если бы войны были менее ужасны, мы бы ими увлеклись, а так это просто последний довод. Эти гозорцы сами вынудили нас так поступить!
— Так же, как до них криганы, ведранцы, першеиды и аргонианцы на Кассини? Все это вранье, и нет в войнах ни славы, ни чести. Сражаясь с чудовищами, мы и не заметили, как сами ими стали.
— А как же остальные? Что делать нам? — крикнул мне вслед Чак. — Ты для себя все решил… а мы? Думаешь, тебе одному трудно? Ты же сам рвался в этот проклятый крестовый поход!
Я раздраженно дернул щекой. На это у меня не нашлось, что сказать.
С такими мрачными мыслями я и нарвался бы на неприятности, если бы гозорцы неожиданно успешно не прорвали хрупкий фронт и не двинули против нас свои железные армады — армии последнего резерва. Нами срочно закрыли бреши в обороне. Вбив нам в головы приказ держаться и не отступать, офицеры оставили нас один на один с неприятелем.
— Танки! Товсь! — рявкнул по рации Торнвальд. — Сначала зажигалки, потом осколочные.
Подсоединив к своему костюму электронный шлейф управления ПТУРСом, я взял на прицел командный танк. Он был низким, покатым, с восьмиугольной башней и длинным пятнистым стволом. Я хорошо видел его в оптический прицел ракетной установки. Изрыгая огонь из пушки, он изредка останавливался и, неуверенно шаря стволом перед собой, нехотя полз дальше. До цели оставалось менее пяти километров. Ближе подпускать было опасно.
— Хорошая цель, одобряю! — вмешался в мои размышления насмешливый голос Торнвальда, который любил подключаться к нашим камерам в шлемах. — Смотри не промажь, сержант.
Задыхаясь в душном шлеме, я одновременно с остальными нажал на спуск ПТУРСа. Серые струи выхлопов взлетели вверх и стремительно упали на машины противника. Командный танк, не реагируя на попадания, полз вперед, обрабатывая наши позиции из скорострельной пушки.
Артиллерия, подпустив танки ближе, расколошматила их так, что любо-дорого было смотреть на подлетающие вверх оторванные башни и гусеницы. Одни горелые груды железа громоздились теперь на поле. Для кого-то — праздник жизни, а для кого-то — горечь смерти…
