вас. Хотя по закону я не обязан этого делать, но мне хочется ответить на некоторые из ваших заявлений. Не хотите ли вы меня выслушать?
Неохотно, но еще больше не желая отказать в разумной просьбе, молодой человек согласился.
Судья начал говорить гладкими учеными словами, более подходящими для лекционного зала.
— Дэвид Мак-Киннон, вы говорили в манере, которая, несомненно, кажется вам разумной. Тем не менее ваши слова были безумны и высказаны с излишней поспешностью. Я хочу исправить очевидные искажения фактов, допущенные вами. Завет является не одним из суеверий, а простым временным контрактом, заключенным теми же самыми революционерами по прагматическим причинам. Они стремились обеспечить максимум допустимой свободы каждому человеку.
Вы сами пользовались этой свободой. Никакой поступок, никакой образ поведения не были вам запрещены, если ваши действия не причиняли вреда другому. Даже совершение конкретного действия, запрещенного законом, не могло быть поставлено вам в вину, если государство не было в состоянии доказать, что именно этот акт повредил или создал реальную возможность вреда какому-либо человеку.
Даже если кто-либо преднамеренно причинит вред другому — как это сделали вы, — государство старается не наказывать и даже не высказывать морального порицания. Мы недостаточно мудры для этого, а цепь несправедливостей, которая всегда следовала за подобным юридическим или моральным принуждением, ставит под угрозу свободу всех. Вместо этого виновнику предоставляется выбор — либо подвергнуться психологическому лечению с целью устранения тенденции к желанию нанесения вреда другим, либо покинуть государство и отправиться в Ковентри.
Вы жалуетесь на то, что ваш образ жизни скучен и неромантичен, что мы лишили вас тех удовольствий, на которые, как вам кажется, вы имеете право. Вы свободны в выборе и выражении своего эстетического мнения о своем образе жизни, но вы не должны рассчитывать, что мы станем жить так, как вам угодно. Вы вольны искать опасностей и приключений, если желаете, — опасности все еще существуют в экспериментальных лабораториях, а трудностей, и лишений хватает на лунных горах, в джунглях Венеры можно даже погибнуть… но мы не можем зависеть от прихотей вашей натуры!..
— К чему такое преувеличение? — презрительно возразил Мак-Киннон. — Вы говорите так, словно я совершил убийство, — а я просто стукнул человека по носу за то, что он возмутительно оскорбил меня!
— Я согласен с вашей эстетической оценкой этого типа, — продолжал Судья ровным голосом, — я лично одобряю ваш поступок, но ваши психометрические тесты показывают, что вы считаете себя вправе исправлять людей и наказывать их за недостатки. Вы опасная личность, Дэвид Мак-Киннон, вы представляете опасность для всех нас, ибо мы не можем предсказать, какой еще вред вы причините. С социальной точки зрения ваше заблуждение делает вас безумным в глазах современного общества.
Вы отказываетесь от лечения — поэтому мы изолируем вас, мы отказываемся от вас. Отправляйтесь в Ковентри. — Он повернулся к бейлифу: — Уведите его.
Сдерживая волнение, Мак-Киннон выглянул из переднего иллюминатора большого транспортного вертолета. Вот! Это, должно быть, она — та черная лента вдали. Вертолет подлетел ближе, и он убедился, что действительно видит Барьер — загадочную непроницаемую стену, которая отделяет Соединенные Штаты от резервации, известной под названием Ковентри.
Конвоир оторвался от, журнала, который он читал, и проследил за его взглядом.
— Кажется, почти приехали, — спокойно сказал он. — Ну что ж, скоро путешествие закончится.
— Скорей бы уж.
Конвоир насмешливо, но без ехидства заметил:
— Торопитесь начать новую жизнь?
Мак-Киннон вскинул голову.
— Вам никогда не приходилось сопровождать к этим вратам человека, который больше меня стремился бы пройти через них!
— М-м-м, возможно. Знаете ли, все так говорят. Никто не проходит эти ворота против собственной воли.
— Именно это я и хотел сказать!
— Все так говорят. Но все же кое-кто возвращается.
— Послушайте, вы не могли бы рассказать мне, какие там условия?
— Сожалею, — конвоир отрицательно покачал головой, — но это ни в коей мере не касается ни Соединенных Штатов, ни кого-либо из их служащих. Вы сами скоро все узнаете.
Мак-Киннон нахмурился.
— Как странно… Я пытался навести справки, но не нашел никого, кто мог бы что- нибудь рассказать о жизни в резервации. И все же вы говорите, что некоторые возвращаются обратно. Наверняка некоторые из них делятся впечатлениями.
— Все очень просто, — улыбнулся конвоир, — во время психолечения в их подсознание вводится приказ не распространяться о своем прошлом.
— Это довольно подлый трюк. Почему правительство скрывает от меня и людей, подобных мне, что нас ожидает?
— Послушай, приятель, — ответил конвоир несколько раздраженно, — ты послал всех нас к черту. Ты сказал нам, что можешь обойтись без нас. Тебе предоставляется приличное место на одном из лучших участков Земли на этом континенте, и тебе разрешается взять с собой все, чем ты владеешь, или все, что ты можешь купить. Чего тебе еще нужно?
На лице Мак-Киннона появилось упрямое выражение.
— Кто может гарантировать, что там для меня найдется земля?
— Это уж твоя забота. Правительство заботится о том, чтобы население резервации не ощущало нехватки земли. А доля каждого — это то, что вам, ненасытным индивидуалистам, нужно решить самим. Вы отказались от нашего способа кооперации, так и не требуйте от нашего общества гарантий.
Они сели на маленьком поле рядом с непроницаемой черной стеной. Никаких ворот не было видно, но у края поля стояла сторожка. Мак-Киннон был единственным пассажиром. Когда его охрана направилась в сторожку, он вышел из пассажирского салона к грузовому отсеку. Двое членов экипажа спускали из грузового люка рампу. При его появлении один из них ехидно посмотрел на него и сказал:
— Ну, вот твое барахло Действуй.
Мак-Киннон жизнерадостно воскликнул:
— Тут много вещей, не так ли! Мне потребуется помощь. Не поможете ли вы мне?
Член экипажа, к которому он обратился, помолчал, прикуривая сигарету, затем ответил:
— Это твои вещички, и если они тебе нужны, можешь их забирать. Мы взлетаем через десять минут. Оба обошли его и залезли в машину.
— Ну, вы! — Мак-Киннон замолчал, подавив свой гнев. Грубая деревенщина!
Улетучились последние остатки сожалений по поводу прощания с цивилизацией. Ну что ж, он, им покажет! Он сможет обойтись и без них.
Но прошло более двадцати минут, прежде чем он, порядком уставший, остановился возле своих сваленных в кучу вещей, и стал смотреть, как взлетает машина. К счастью, штурман продлил срок стоянки Мак-Киннон повернулся и начал загружать свою стальную черепаху. Под влиянием классической литературы он хотел воспользоваться караваном осликов, но не смог найти зоопарка, в котором бы ему их продали. Впрочем, это было к лучшему он пребывал в полнейшем неведении относительно возможностей, недостатков, привычек, прихотей, болезней и ухода за этими полезными маленькими животными — и не знал о своем собственном невежестве. Неизвестно, кто кому причинил бы больше хлопот.
Экипаж, который он выбрал, являл собою рациональную замену осликам. Это была чрезвычайно мощная машина, легко управляемая и почти вечная. Она получала энергию от шести солнечных батарей, расположенных на выпуклой крыше. Эти батареи приводили в действие мотор, а когда машина стояла, заряжали аккумуляторную батарею, использовавшуюся при облачной погоде или при путешествии ночью. Подшипники были «вечными», а все движущиеся части, кроме гусениц и ручек управления, были опломбированы, чтобы туда никто не совался.
Машина могла двигаться с постоянной скоростью шесть миль в час по ровному гладкому асфальту. При движении по холмам или пересеченной местности она не останавливалась, а просто замедляла ход до
