Они немного поартачились, потом согласились.
— Прочти-ка вслух, Джоан.
Она взяла листок Коуберна и прочла: «Мне снилось, что твоя теория о вырождении человечества оказалась абсолютно правильной». Положив листок, Джоан взяла записку Хаксли: «Снилось, что я присутствовал при падении богов и видел, как рухнули Мю и Атлантида».
В гробовой тишине она взяла последнюю запись, свою собственную: «Мне снилось, что люди уничтожили сами себя, когда восстали против Одина».
Коуберн заговорил первым:
— Все эти записи подходят и к моим снам. Джоан кивнула. Хаксли молча встал, вышел и немедленно вернулся со своим дневником. Открыв его, он протянул дневник Джоан.
— Малышка, прочти, пожалуйста, вслух, начиная с записи «Шестнадцатое июня».
Девушка медленно читала, не поднимая глаз от дневника. Фил подождал, пока она закончит и закроет тетрадь, потом спросил:
— Ну, что скажете?
Бен затушил окурок: сигарета догорела до самого фильтра и обожгла ему пальцы.
— Удивительно точное описание моего сна, только ты называешь старшего Юпитером, а я окрестил его Ахурамаздой.
— А я воспринимала Локи как Люцифера.
— Оба вы правы, — согласился Хаксли. — Я не помню, чтобы кто-то называл их по имени. Мне просто казалось, что я знаю, как их зовут.
— И мне тоже.
— Послушайте, — вдруг сказал Бен. — А ведь мы говорим так, будто эти сны настоящие. Будто мы все смотрели один и тот же фильм.
Фил повернулся к нему.
— Ну а ты-то что думаешь?
— Да наверное то же, что и вы. Я сбит с толку. Если, не возражаете, можно, я позавтракаю или хоть кофе выпью?
Когда Бирс вошел, они еще не успели обсудить свои сны; с общего молчаливого согласия за завтраком этой темы не касались.
— Доброе утро, мадам. Доброе утро, джентльмены.
— Доброе утро, мистер Бирс.
— Вижу, — сказал хозяин, — что вы сегодня не в лучшем настроении. Ничего страшного: так бывает со всеми, кто переживает воспоминания.
Бен оттолкнул свой стул и, наклонившись, впился глазами в Бирса;
— Так нам специально показали эти сны?
— Конечно! Но мы были уверены, что вы готовы извлечь из них пользу. Я пришел пригласить вас на встречу со Старейшим. Ему и зададите все вопросы так будет проще.
— Со Старейшим?
— Вы с ним еще не знакомы. Так мы называем человека, который, по нашему мнению, способен наилучшим образом координировать нашу деятельность.
Лицо Эфраима Хоу сразу вызывало в памяти горы Новой Англии, а худые шишковатые руки выдавали бывшего столяра-краснодеревца. Он был уже немолод, и в его худой, долговязой фигуре было какое-то изысканное изящество. Все в нем искорки в светло-голубых глазах, пожатие руки, протяжная манера речи располагало к откровенности.
— Садитесь же, — сказал он. — Я перейду сразу к делу. — (Он произнес: «ди-елу».) — Вы столкнулись с массой загадочных вещей, и вы имеете право узнать зачем. Вы видели старинные архивы — правда, частично. Я расскажу вам, как возникло наше сообщество, для чего оно существует и почему мы собираемся пригласить вас присоединиться к нам, Подождите минутку, па-а-а-даждите-ка минутку, — добавил он, подняв руку. — Пока ничего не отвечайте…
Когда фра Хуниперо Серра в 1781 году впервые увидел гору Шасту, индейцы сказали ему, что это святое место, где могут обитать только знахари. Он уверил их, что он и есть знахарь и служит великому Господину. Чтобы не выдать себя, монах дотащился, хотя был стар и болен, до линии снегов, где и остался на ночь.
Сон, который он там увидел — про сады Эдема, грехопадение и всемирный потоп — убедил его, что это и впрямь святое место. Вернувшись в Сан-Франциско, монах хотел учредить на Шасте миссионерскую общину. Однако у старика было слишком много забот — так много душ надо было спасти, так много ртов накормить. Два года спустя он отошел в мир иной, но перед смертью взял клятву с одного своего собрата- монаха осуществить его намерение.
Если верить архивам, тот монах ушел из северной миссионерской общины в 1785 году и не вернулся.
Индейцы кормили праведника, жившего на горе до 1843 года, и к этому времени вокруг него собралась группа неофитов — трое индейцев, русский и горецянки. Русский возглавил общину после смерти монаха, а затем к ним присоединился китаец, сбежавший от хозяина. За несколько недель китаец добился большего, чем русский — за половину жизни, и поэтому русский с радостью уступил ему главенство.
Хотя прошло уже более ста лет, китаец все еще был жив, но давным-давно отстранился от управления. Он наставлял членов общины в области эстетики и юмора.
— Единственная цель нашей общины, — продолжал Эфраим Хоу, — это предотвратить повторение того, что произошло с Мю и Атлантидой. Мы отвергаем все то, за что ратовали Молодые Люди.
Мы понимаем мировую историю как ряд кризисов, происходящих из-за конфликта между двумя противоположными философиями. В основе нашей философии лежит концепция, признающая, что в мире нет более важных вещей, чем жизнь, сознание, разум и личность. — Он на миг прикоснулся к троим друзьям способом телепатии, и они вновь почувствовали то полное жизни ощущение, которое пережили раньше с Эмброузом Бирсом и которое не могли выразить словами. — Это привело нас к конфликту со всеми силами, стремящимися разрушить, загубить и принизить человеческий дух либо вынудить его поступать вопреки своей же природе. Мы чувствуем, что приближается новый кризис; нам нужно пополнение. Мы выбрали вас.
Кризис зреет уже со времен Наполеона. Европу мы потеряли, Азию тоже: они выбрали авторитаризм, «принцип вождя», тоталитаризм, они заковали свободу цепями и обращаются с людьми как с экономическими и политическими единицами, а не как с личностями. Никакого достоинства — делай что приказано, верь во что положено и не вякай. Рабочие, солдаты, производители…
Если бы смысл жизни сводился к такому вздору, то не стоило наделять человека сознанием!
Этот континент, — продолжал Хоу, — был прибежищем свободы, тем местом, где душа может расти. Но силы, задушившие просвещение в остальном мире, проникают и сюда. Мало-помалу они сводят на нет человеческую свободу и достоинство. Это они принимают репрессивные законы, оболванивают в школах учеников, насильно навязывают людям разные догмы, заставляя слепо верить в них под страхом наказания, — догмы, которые закабалят людей и наденут на глаза им шоры, чтобы они никогда не вспомнили о своем утраченном наследии.
Нам нужны помощники, чтобы бороться со злом.
Хаксли встал:
— Рассчитывайте на нас!
Прежде чем Джоан и Коудерн открыли рот, Старейший остановил их.
— Не отвечайте пока ничего. Вернитесь к себе и все обдумайте. Отложим решение до утра, а потом опять поговорим.
Глава 8 «ПРАВИЛО НА ПРАВИЛО…»
Если бы община на горе Шасте была университетом и выпускала учебные программы (чего она не
