Калеб снова трясет головой. Он весь напряжен.
— Расскажи мне, — доносятся до меня слова Инди. —
— Нет, — сопротивляется он. — Ты даже не пилот этого рейса. Отстань от меня.
— Зато Кай пилот, — настаивает она. — Посмотри, ему пришлось проделать этот путь, вернуться в свою родную провинцию. Ты хоть представляешь, каково ему сейчас? А если бы тебя заставили вернуться домой в Кейю, или где ты там еще жил? Он, по крайней мере, имеет право знать, чем мы занимаемся.
— Мы доставляем груз, — отвечает парень.
— Это не все.
Калеб обходит ее по кругу. — Если Лоцман сочтет нужным сообщить вам, — бросает он через плечо, — вы узнаете.
— Знаешь, ты всего лишь бегун, даже для Лоцмана, — говорит Инди. — Он не думает о тебе, как о сыне.
Калеб отступает на шаг назад, и я замечаю на его лице выражение ненависти к Инди.
Потому что она права. Она знает, на что надеется Калеб. Это заветная мечта любого сироты, работающего на Восстание — заставить Лоцмана испытывать гордость за него, и назвать его членом своей семьи. Такова мечта самой Инди.
***
Позднее, Инди находит меня на поле позади лагеря. Она садится рядом и делает глубокий вдох. Сначала я думаю, что она будет подбадривать меня, болтая о всякой ерунде, хотя у нее никогда не получались подобные разговоры.
— Нам стоит попробовать, — начинает она. — Мы могли бы сбежать в Центр, если ты так хочешь.
— Это не вариант, — говорю я. — Истребители собьют нас.
— Ты бы попытался, если бы меня не было рядом, — уточняет Инди.
— Да, — соглашаюсь я. — И Калеба. — Я давно покончил со своим эгоизмом, который когда-то твердил мне бросить всех на плато и взять в Каньон только Вика и Элая. Калеб — член нашей команды. Когда мы совершаем полет, я за него отвечаю и не могу подвергать риску даже его. Кассия не хотела бы, чтобы кто-то погиб в процессе ее поисков.
И если Лоцман говорит правду, то это не имеет значения. Чума под контролем. Скоро все наладится, я найду Кассию, и мы снова будем вместе. Мне
— Когда мы тренировались в лагере, — продолжаю я, — ты хоть раз летала с ним?
— Да, — без обиняков отвечает она. — Тогда-то я и узнала, что он Лоцман, даже до того, как нам сказали об этом. Его полеты... — она прерывается, не в силах закончить предложение, затем ее лицо светлеет. — Это было похоже на те картинки, нацарапанные на обшивке корабля, — говорит она. — Я чувствовала себя так, будто я пила небо.
— Значит, ты веришь ему? — спрашиваю я.
Инди кивает.
— Но ты все равно рискнула бы полететь со мной в Центр.
— Да, — снова кивает она, — если это то, чего желаешь ты. — Она смотрит на меня так, будто пытается заглянуть мне в душу. Мне хочется увидеть ее улыбку. Эту замечательную, открытую, мудрую, невинную улыбку.
— О чем ты думаешь? — спрашивает она.
— Хочу увидеть твою улыбку, — говорю я ей.
И тогда она улыбается — неожиданно, с удовольствием, — и я усмехаюсь в ответ.
Ветер колышет траву. Инди наклоняется чуть ближе. Ее лицо сияет, невинное и полное надежды. У меня появляется ощущение, будто в сердце вонзился еще один шип.
— Что нам мешает полететь вместе? — шепчет Инди. — Тебе и мне? — Я едва слышу ее слова сквозь шелест травы, но понимаю, о чем она спрашивает. Подобный вопрос она задавала и раньше.
— Кассия, — поясняю я. — Я влюблен в Кассию, и тебе известно об этом. — В моем голосе нет и капли неуверенности.
— Я знаю, — и в ее голосе ни капли сожаления.
Когда Инди чего-то сильно хочет, она идет напролом.
Инди вздыхает и делает движение.
Ко мне.
Ее руки зарываются в мои волосы, а губы прижимаются к моим губам.
Я отстраняюсь, задыхаясь. — Инди, — прошу я.
— Я должна была, — говорит она. — И мне не жаль.
Глава 17. Кассия
Кто-то проник в убежище архивистов, — я слышу звук шагов на лестнице. Я стою в главной зале вместе со всеми, и вслед за ними зажигаю свой фонарик. Фигура замирает в ожидании наших действий.
Как только я понимаю, кто это — девушка-торговец, которую я когда-то приводила сюда, — я выключаю фонарик. Но другие не двигаются. Девушка поймана в ловушку света, подобно мотыльку. Стоящий рядом архивист делает мне знак снова зажечь фонарь, и я подчиняюсь, слепо мигая, хотя яркий свет целиком направлен на девушку, стоящую в дверях.
— Самара Рурк, — произносит глава архивистов. — Тебе не позволено приходить сюда.
Девушка нервно смеется. На плече у нее висит большой рюкзак, и она немного сдвигает его.
— Не двигайся, — предупреждает глава архивистов. — Мы проводим тебя на выход.
— У меня есть разрешение торговать здесь, — возражает Самара. — И вы
— Тебе здесь больше не рады, — отвечает глава. Она стоит где-то в тени, потом делает шаг вперед, направляя луч фонаря прямо в глаза девушки. Это территория архивистов, и они решают, кому остаться в тени и полумраке, а кого выставить на свет.
— Почему? — спрашивает Самара, теперь ее голос немного колеблется.
— Ты знаешь, почему, — отвечает архивист. — Ты желаешь, чтобы об этом узнал каждый из присутствующих?
Девушка облизывает губы. — Вы должны поглядеть, что я нашла, — говорит она. — Я обещаю, вам это понравится… — Она тянется к рюкзаку на плече.
— Самара — мошенница, — объявляет архивист, и в ее голосе слышится та же сила, что у Лоцмана. Слова эхом разносятся по всей комнате. Ни один фонарь не дрожит, и, прикрывая глаза, я все равно вижу их яркие пятна и нервное, ослепленное лицо девушки. — Один человек от своего имени дал Самаре вещь для торговли. Она принесла этот предмет сюда. Мы оценили его стоимость, приняли его, и дали предмет взамен, плюс небольшую вещь — вознаграждение торговцу. А затем Самара утаила оба предмета.
В мире предостаточно нечестных торговцев. Но обычно мало кто из них осмеливается совершать сделки с архивистами.
— Вы ничего не потеряли, — говорит Самара главе. — Вам все оплатили. — Ее попытка неповиновения причиняет мне боль пополам с сожалением. Что заставило ее пойти на такое? Ведь она, без сомнения, знала, что будет поймана. — Если кто-то и должен наказать меня, то это будет человек, которого я обокрала.
