Ксандер читает через мое плечо, его губы шевелятся. — Медик, — тихо произносит он, боль искажает его лицо. — Думаешь, я умею исцелять людей, — спрашивает он.
— Да.
В этот момент, прямо перед нами несколько деревенских детишек перебегают дорогу. Мы с Ксандером одновременно застываем, провожая их взглядом.
Они играют в игру, которую я никогда раньше не видела, притворяются другими существами. Каждый ребенок одет, как животное. У кого-то трава заменяет шерсть, другие использовали листья для перьев, а у многих крылья сделаны из связанных пучком веток и из одеял, которые еще пригодятся ночью, чтобы согреться. Повторное использование природных материалов и старья для создания чего-то нового напоминает мне о Галерее, и я подумала, вдруг люди из Центра нашли другое место, чтобы собираться и делиться, а может, у них нет больше времени на все это, из-за мутации и из-за того, что никакого исцеления не предвидится.
— А что, если бы мы могли делать так же? — спрашивает Ксандер.
— Что? — не понимаю я.
— Быть тем, кем пожелаем, — говорит он. — Что, если бы в детстве нам разрешали так наряжаться?
Я уже думала об этом, особенно когда была в Каньоне.
— Помнишь Орию? — спрашивает Ксандер.
Да. Да. Я помню. Все события. Все снова так четко и близко; мы вдвоем, Обрученные, держа друг друга за руки, возвращаемся домой с банкета. Одной рукой я обнимаю Ксандера за шею, а другой засовываю компас под его рубашку, чтобы он спрятал артефакт Кая от чиновников. Даже тогда, мы втроем делали все возможное, чтобы сохранить доверие друг к другу.
— Помнишь тот день, когда мы сажали новые розы? — спрашивает он.
— Помню, — говорю я, вспоминая о том единственном нашем поцелуе, и сердце сжимается от боли за нас обоих. Горный воздух слишком свеж, даже летом. Ветер жалит, путает волосы, вызывает слезы на глазах.
Стоять с Ксандером посреди гор это все и ничто, и совсем не похоже то, как стоять на краю Каньона вместе с Каем. Я беру Ксандера за руку. Моя ладонь запачкалась от рисования, я смотрю на нее и думаю о Ксандере, о свисающих корнях новых роз; ветер дует и дети танцуют у деревенского камня, и еще одно, легкое, как воздух, тополиное семя воспоминаний приходит на ум:
— Кассия? — спрашивает Ксандер. — С тобой все в порядке?
— Да, — отвечаю я. Я все еще смотрю на свою руку, желая, чтобы я могла сжать ее посильнее вокруг оставшейся части воспоминания. Я знаю, что это относится к потерянному дню красного сада. Я уверена в этом, хотя и не могу сказать, почему.
Ксандер, похоже, собирается сказать что-то еще, но дети снова возвращаются в своей игре, нарезая круги вокруг деревенского камня. Они громко смеются, как и полагается детям. Маленькая девочка улыбается Ксандеру, и он улыбается в ответ, протягивая руку, чтобы прикоснуться к ее крылу, но девочка не вовремя уворачивается, и он ловит воздух.
Глава 34. Ксандер
Мы с Окером работаем на автомате, почти как роботы; мы
Окер ест свои порции пищи прямо здесь, в лаборатории, даже не присаживаясь ни на миг. Поэтому и мы все делаем то же самое: встаем вокруг стола и жуем свою еду, поглядывая друг на друга. Возможно, сказывается напряженность ситуации и поздние часы, но в такие минуты мне всегда хочется дико рассмеяться. Все разговоры за обедом сводятся к обсуждению того, насколько хорошо идут дела с пробами лекарства. В отличие от остальных Окер обычно молчит, если все идет хорошо. А вот если что-то идет не так, его бывает не заткнуть.
