Макс сделал шаг к группе ухаживавших за ребенком. И еще один. А потом остановился:
— Я не могу… — Он через плечо посмотрел на Элли. И снова на ребенка, чистого и завернутого в мягкие пеленки.
Во что, черт возьми, он здесь вляпался?
Голос Джета был спокоен:
— Дружище, для Элли ты сейчас ничего не можешь сделать. Скоро мы отвезем ее в реанимацию. Побудь лучше с ребенком. Я навещу тебя, как только смогу.
«Куда бы ни отправили ребенка — в родильное отделение или в педиатрическую реанимацию — там в любом случае будет спокойнее», — говорил тон Джета. Они смогут поговорить без свидетелей. Возможно, даже разобраться со всем тем, что Макс здесь натворил.
План выглядел разумно. До завтрашнего утра Максу не нужно на дежурство, так что у них в распоряжении целая ночь, чтобы все утрясти. Немного отстраниться от ответственности за Элли может быть неплохим первым шагом. Он шагнул к ребенку и кивнул:
— Пойдемте.
— Может, подержите ее?
— М-м-м… Я не уверен, что это хорошая идея.
Педиатр снова посмотрела на монитор, где было видно, что сердечный ритм новорожденной еще более замедлился.
— Может помочь. Вы что-нибудь слышали о «методе кенгуру»?
— Нет.
Макс смотрел на девочку. Она лежала на боку, белая мягкая шапочка закрывала завитки темных волос. Одна ручка согнута, маленькая ладошка в форме морской звезды подпирает щеку.
Макс никогда еще не проводил столько времени с таким маленьким ребенком. Он, конечно, много раз принимал роды, — пока учился и потом, во время недолгой работы в акушерском отделении, — но в неотложке это было редкостью, и детей быстро забирали куда-нибудь в более подходящее для них место, вроде детской реанимации. Но он никогда не был с ними как-либо связан. Сейчас, впрочем, тоже не был, — только в качестве самозванца. На самом деле ему вообще не стоило бы здесь находиться.
— Метод появился в семидесятые годы, — прервал его мучительные раздумья голос педиатра, — но сейчас привлекает все больше последователей. Это просто-напросто тесный физический контакт, кожа к коже, с одним из родителей. Поскольку состояние малыша стабильно, не вижу причин им не воспользоваться; к тому же он способствует насыщению крови кислородом и улучшению дыхательного ритма. В случае с замедленным сердцебиением может заметно помочь.
— Кожа к коже? — В голосе Макса, вопреки его воле, звучал испуг. — Вы шутите?
— Вам не придется расхаживать голым, — улыбнулась врач. — На самом деле было бы неплохо поместить ребенка к вам под одежду для поддержания ровной температуры тела. — Ее улыбка стала более ободряющей. — Я понимаю, она выглядит такой хрупкой и крошечной, и ее появление было несколько неожиданным…
— Вы даже не представляете насколько, — пробормотал Макс.
— И я знаю, вы беспокоитесь за Элли, — продолжала она, — но это возможность помочь всем одновременно, и, возможно, в первую очередь вам самому.
— Что? — Теперь Макс внимательно слушал. Ему очень нужно было помочь самому себе. Желательно быстро. — Как именно?
— Вы будете делать то, что Элли сейчас не может сделать самостоятельно, — заботиться о своем ребенке. Вы вполне можете серьезно помочь малышке в медицинском плане. — Она посмотрела на него и слегка нахмурилась: — Если вы совсем не хотите, я попрошу кого-нибудь из санитаров, но, поверьте, намного лучше, если это будет родитель. Это создаст связь, которая поможет перенести стресс последующих дней.
Макс чувствовал себя словно зверь в зоопарке за стеклом. Все смотрели на него: педиатр и ее помощник, медсестра возле колыбели, даже другие медсестры, которые просто проходили мимо по коридору по своим делам. Казалось, что все затаили дыхание в ожидании, что же он будет делать. Все они думают, что он отец ребенка, а какой отец откажется делать что-либо, что может помочь ребенку? Если станет слишком очевидно, что у него нет ни малейшего желания создавать с этим ребенком связь, люди начнут задаваться вопросами. Как минимум начнутся сплетни, а чем меньше об этом вообще будут говорить, тем лучше. Ради безопасности Элли. Ведь с этого же все и началось, верно? Он решил про себя, что в следующий раз будет более осторожен, и криво ухмыльнулся, кивая и позволяя препроводить себя в удобное кресло, которое специально для этого поставили в углу.
С девочки сняли одеяльце, оставив только чепчик и пеленку. К миниатюрному пальчику на ноге был прикреплен датчик насыщения кислородом, и еще несколько почти незаметных датчиков и проводов соединяли ее с кардиомонитором. Макс встревоженно отметил, что она почти голая. Крошечная, розовая, с тоненькими ручками и ножками, она выглядела очень странно.
— Держите ее прямо и лицом вниз, — сказала педиатр. — Медсестры будут за вами наблюдать. Если уровень кислорода или пульс потребуют вмешательства, сработает сигнализация.
Максу пришлось пожертвовать воротом футболки, чтобы от него не потребовали ничего снимать. Вертикальный разрез позволил отвернуть ворот таким образом, чтобы он не закрывал личико ребенка. Он услышал хныканье девочки, когда ее поднимали. О господи… ему совершенно не хочется этого делать. Но сдавать назад, кажется, уже поздно.
Зазвенела сигнализация, предвещая недоброе. Возможно, малышке тоже не нравилась эта мысль. Ее пульс беспорядочно менялся.
— Может, положить ее обратно? — Макс прилагал усилия, чтобы в его словах звучало меньше энтузиазма.
— Давайте повременим пару минут.
Подавив вздох, Макс приподнял низ своей старой футболки, и медсестра уложила туда ребенка и накрыла его — сверху разместилась пола кожаной куртки — и потом показала ему, как правильно придерживать младенца. Он чувствовал себя очень странно и неловко. Ребенок шевелился у него на груди, двигал ручками и ножками, словно протестуя. Макс чувствовал, как поднимается и опускается маленькая грудь, как будто малышка пыталась дышать и плакать одновременно, но это оказалось слишком утомительным, и движения постепенно стихли.
Макс осторожно поглядел вниз и увидел, что глаза ребенка открыты. Они были настолько темные, что казались черными, и смотрели прямо на него. Он очень аккуратно сделал вдох и медленно выдохнул.
— Посмотрите-ка! — раздался радостный голос педиатра. — Пульс участился, и ритм сохраняется.
Они подождали еще минуту, в то время как Макс сидел настолько неподвижно, насколько это вообще в человеческих силах.
— Кажется, все в порядке, — вынесла вердикт врач. — Продолжайте, Макс. Мы вас оставим.
— Ага… — Он наблюдал, как медперсонал постепенно расходится. Кажется, через пару минут он останется здесь в одиночестве. — Как долго мне здесь оставаться?
— Чем дольше, тем лучше, — весело произнесла медсестра. — Сколько сможете.
Макс откинул голову и закрыл глаза. Вдох, выдох. Он чувствовал, как дышит ребенок. Теперь, когда они остались одни, он даже чувствовал, как бьется его сердце. Еле заметное быстрое постукивание у него на груди, практически напротив его собственного сердца. Так странно. Он открыл глаза, опустил подбородок и снова взглянул вниз. Ребенок не спал. Девочка по-прежнему смотрела на него неожиданно пристальным взглядом, который в то же самое время выражал крайнее удивление.
— М-м-м, — сочувственно пробормотал Макс, — я прекрасно понимаю, как ты себя чувствуешь. Но не переживай, скоро мы со всем разберемся.
— Bay! Что это ты делаешь?
— Ох, господи.
Джет и Рик, войдя в тускло освещенную комнату, обнаружили Макса по-прежнему сидящим в кресле, с
